Записки колдуна
Шрифт:
Вокруг не было ничего, кроме густой чащобы непроходимого леса, а моей магией даже флатку не поднять в воздух. Последние искры надежды потухли в моей душе, в полном оцепенении я уложил свою подругу на мягкую травку поляны и лег рядом с ней, прижав к себе. Пусть мы погибнем вместе от лап диких животных, рассудил я в тот момент. Собственная смерть не пугала, в отличие от гибели прекрасной эльфийки. Ее тело похолодело, но сердце продолжало свою работу. Я коснулся губами ее губ, холодных, бесчувственных, неспособных ответить. Удар сердца. Соленые капельки слез увлажнили ее лицо. Моих слез. Удар
Сердце продолжало биться, не изменяя ритма. Почему не сработало? Даже после смерти Кальер со мной продолжал играть. Я носом коснулся лица Маэль, провел по ее нежной щечке. Ее глаза вспыхнули ярким желтым светом, который осветил меня изнутри, наполнив теплом нежностью, беспредельной радости. Не знаю как, но я победил в последней схватке Кальера.
Маэль оттолкнула меня от себя, приподнялась на локтях и осмотрелась, с недоумением на лице.
— Ты кто? — спросила она с нескрываемым беспокойством в голосе. Сердце кольнуло. — Я шучу, только не падай в обморок. — С обычной веселостью поспешила она оправдаться.
— Ты умерла на моих руках, потом ожила в моих объятиях, в такие моменты шутки неуместны. — Серьезно отчитал я за ее поведение.
— Вот когда сам умрешь, тогда и диктуй правила, какие шутки уместны, а какие — нет!
— Когда умру Я, мне будет все равно…
— …Эгоист.
— Сама-то чем лучше?
— Я хотела разрядить обстановку.
— Это не твой конек.
— Как умею.
— Попробуй не переводить в шутку серьезные вещи, все остальное сказанное будет уместно. Почти все.
Она обняла меня, не вставая с мягкой перины трав и, не отпуская, шепнула:
— Спасибо.
Приятное тепло волной прошло по телу, даруя ощущение радости, даже счастья.
— Нам лучше улететь, прихвостни Асаэля могут быть недалеко, — сказала Маэль, первой выйдя из объятий. — И Кальер не самый опасный из них.
— Тебе не хочется отдохнуть? — Удивленно спросил я.
— Очень хочется, — игриво ответила она, мигнув одним глазом.
— Давай отгоним флатку под кроны деревьев за защитную стену кустов, и рядом разобьем палатку, — быстро нашелся я.
— Ну давай. — Она произнесла лишь это, сказав столько всего, вложив интонацией и движениями столько кокетства, что я готов был на руках унести флатку в чащу леса. Я набросился на нее с поцелуями еще до того, как она продралась сквозь кустарник.
— Эрик, подожди, — отталкивала она меня с игривостью в голосе, еще больше раззадоривая. — Похоже, мы зацепили дерево.
— Главное, что все еще летим, — сказал я, целуя ее в шею и поглаживая рукой бедра, загибая ткани одеяния. Маэль дернулась и вместе с ней флатка. Она тут же грубо посадила наш транспорт и на ходу достала палатку. Я спрыгнул следом и схватил ее плечи, дотронулся ее губ в поцелуе, на который она ответила.
Лежа
— Ты так и будешь дальше валяться? — спросила Маэль, чуть ли не подпрыгивая от нетерпения.
— Я бы не отказался, если рядом будешь лежать ты, — мягко ответил я, хватая ее за запястье и притягивая к себе.
— Хитрец, но нам стоит поспешить, — выскользнула она из моих объятий.
— Неужели и полчаса в запасе нет?
— Кто знает, может быть, в Градок мы опоздали всего на «полчаса», что бы это не значило.
— Уверен, жалеть тут не о чем, — понуро парировал я и встал, чтобы одеться. Вперед, к ключу победы над Фероном…
Мы вышли и сели в наш транспорт, Маэль запустила флатку и взяла управление на себя, поднимая ее в воздух. Наше движение вспугнуло рои насекомых, которые прятались в травах, цветах и кустах теперь взлетели, окружив нас; они блестели и переливались всевозможными цветами, Маэль выпустила шар колдовства общей точности и все эти букашки упали.
— Наверху бы мы от них избавились, к чему столько жестокости к беззащитным насекомым?
— Никакой жестокости — чистейшая самооборона. Некоторые из этих видов ядовитые и многочисленные укусы могли доставить нам неприятные хлопоты, к тому же я не убила, а усыпила их.
— Тогда молчу. Они очаровали меня своими красками.
— Тебя слишком легко очаровать, — медленно проведя своим запястьям по плечу, обнажая его, подмигнула мне Маэль.
— Ну-ну. Зачем же так, ты ведь управляешь опасным транспортом.
— И что?
— А вдруг я накинусь на тебя, мы упадем и разобьемся.
— А что, не так уж плохо — представь рассказ: они летели по небу, охваченные пламенем страсти и метеором врезались в землю в объятиях друг друга.
— Неплохо звучит.
— Может быть, когда-нибудь… — несколько мечтательно вырвался выразительный взгляд вдаль у Маэль.
— Ты о чем?
— Ерунда, забудь, — улыбнулась она.
— Очень смешно, — фыркнул я.
— Я на секунду забыла, что ты и так уже это сделал, — рассмеялась она с такой непринужденностью, что заразила меня своим смехом.
— Ничего, когда-нибудь этот ум заработает, — постучал я по голове.
— В нашем мире многие верят, что ум живет в сердце; что это оно влияет на все поступки. То есть я хочу сказать, что повредив голову, лишившись всех своих воспоминаний, безвозвратно утеряв их в своей голове… Они могли бы остаться где-то вне ее.
— В сердце?
— Не в самом сердце, но там, где-то внутри… — Она прижалась к моей груди. — Кто знает? Что бы ты ни отстаивал, все равно, в конечном счете, все основывается на вере: в одни теории или другие — какая разница? До тех пор, пока ты не убедился сам, лично, а не из архивов или сомнительных докладов. Только после этого наступает совершенно иной уровень, основанный на знании, в котором ты можешь быть уверен на все сто процентов.