Записки командира штрафбата. Воспоминания комбата 1941–1945
Шрифт:
Теперь у нас боевое оружие, и тут же в оружейной — боевые патроны и гранаты на случай настоящей боевой тревоги.
За восемь месяцев этой гонки у нас отсеялся один Алагызов — ну не было от природы у парня необходимых данных на командира отделения: ни голоса, ни строевой подготовки. Остальные твердо решили: идти в армию «на всю жизнь»! Дисциплина, готовность идти «в огонь и в воду», снизу до верхов — абсолютные, с лихим апломбом, что ли! Фуражки одеты лихо, чуть набекрень. У нас не сапоги, а ботинки, но начищены до зеркального блеска. Все подтянуты, опрятны. Нельзя забыться ни на минуту. Однажды я сунул руки в карманы галифе, и доброжелательный наш комиссар школы старший политрук Волошин, прервав беседу, тут же приказал: «Курсант Сукнев! Встать! Выньте руки! Ещё раз — обещаю наряд вне
На рубеже реки Великой, между Псковом и Островом, когда наши войска занимали здесь оборону в апреле 1944 года, я с командованием полка проезжал на лошадях, чтобы передвинуть полк на другое место, и вдруг заметил нашего… комиссара Волошина. Он был капитаном и комбатом. Я — его ученик — майор… Мы побеседовали минуту-другую и разъехались навсегда.
Начало 1940 года. Нас, выпускников полковой школы в звании сержантов, развозят по всему Забайкальскому военному округу. Меня провожал старший сержант Стригин. Мы посидели в ресторане на станции Шилка, заказали было по 100 граммов водки. Нам подали. Мы, подумав, попросили официантку унести спиртное: старшему сержанту и сержанту не дозволено вообще употреблять горячительное, тем более в ресторанах! Мы — эталон чести, достоинства и моральной чистоты РККА!
Тогда вступил на пост новый нарком обороны СССР маршал С. К. Тимошенко. Всех командиров он заставил «сбавить вес» — бегать по кругу на физзарядках, хоть мороз под минус сорок на дворе, впереди своих подразделений. Тогда можно было сразу отличить по внешнему виду и форме комсостав и интендантство.
Кстати говоря, посмотрите на нынешних полковников и особенно генералов российских: немногие из них спортивного воинского вида, зато немало сверхвесовых пузачей! Чего не заметить в тех же США или ФРГ, где офицеры — спортивная элита армии.
В то время в казармах — земляных бараках у нас все стены были завешаны плакатами с выдержками из приказов маршала Тимошенко. Дисциплина и выучка в армии резко повысились.
Моё мнение такое. Кто не побывал в узде военной службы в полковой школе, тот уже, считай, наполовину посредственный командир. Этого не учитывает нынешнее российское военное руководство, выпуская из военных училищ неоперившуюся молодежь, которая командовать-то не умеет по-настоящему. Пример — боевые действия в Чечне. Полковники и генералы, как правило не проходившие такую кузницу учебных подразделений, как тогдашняя полковая школа, делали такие «ошибки», что оставалось только диву даваться. Служат такие не по призванию. Результат — неоправданная гибель их подчиненных. Даже мы, будучи сержантами, не допустили бы такого. Мы, сержанты, а потом курсанты военных училищ по призванию, уже на второй год войны стали командирами рот и даже батальонов, как автор этих строк. До высоты этих должностей в мирное время надо было служить лет десять…
А где же у современных кавказских «чудо-богатырей», полковых и прочих командиров, суворовская выучка? После почти пятилетнего высшего военного училища и академии? Можно ли вести колонны войск без головных, фланговых и тыловых охранений во время боевых действий?! Можно ли вести боевую технику колоннами без посылки вперед усиленных подразделений сапёров с миноискателями? Как можно во временных казармах располагаться на ночлег воинскому подразделению без надлежащих охранений: секретов, часовых? Это не ошибки, а воинские преступления, которые караются беспощадно военным трибуналом! Смотрел передачи о боевых действиях в Чечне и видел такие «фортели» командиров, что выключал этот «ящик» — невозможно было смотреть на полную военную безграмотность!
Не так давно у нас в Новосибирске в училище внутренних войск вручили выпускникам-лейтенантам дипломы… ЮРИСТОВ! Но теперь они и станут не командирами взводов, рот и батальонов, чего от них ждали, а ЮРИСТАМИ, негодными ни к строю, ни к боевым действиям. Они не прошли «естественного отбора», о чём я говорил выше.
Должен сказать также, что военный, настоящий командир, — это как поэт, художник, музыкант. Он рождается, а не делается. Считаю, что те, кто у нас были настоящие, перед войной оказались или в лагерях, или на
На учениях девять человек из нашего взвода полковой школы стали помкомвзвода, я — старшиной пулемётных рот в 65-й Краснознаменной стрелковой дивизии, которой командовал тогда подполковник П.К. Кошевой, будущий маршал Советского Союза. Рядом Цогульский Дацан, в четырех километрах от станции Оловянная. Мы жили в полевых условиях. Длинный ров. Крыша, она же потолок из дерна. Нары дощатые, пол глинобитный. В матрацах набито душистое сено, отчего в такой «казарме» пахнет полем. Но здесь климат суровейший. Зимой в мороз подует сильный ветер, бросая горсти песка в лицо, отчего выступает кровь. Летом — жара сильнейшая. Но полежать в холодке — значит заболеть воспалением легких или фурункулезом, что я и нажил. Вечная мерзлота — на глубине полметра, что усложняло рытье окопов на стрельбищах и боевые учения возле сопки Семеновская, где в Гражданскую был разбит последний казачий отряд атамана Семенова…
Я много работал над повышением своего командирского уровня. Чья рота стала первой в дивизии на стрельбищах — наша! Кто прошел показательным строевым шагом мимо высокого командования — наша рота! От голоса подаваемой команды в строю зависит и настрой подразделения. У меня был голос настоящего кадрового командира, за что, помимо прочего, меня ставили в пример в дивизии после армейских учений под Читой.
В воздухе ощутимо повеяло приближением войны, даже в нашей страшной глухомани на брегах ледяной воды реки Онон. Начался призыв в военные училища. Я собрал своих парней: Алексея Егорова, Василия Фролова, Романа Плешкова, Николая Филатова, Андрея Мезенцева, Николая Клочкова, Клюева, Ивлева, Андрея Овсепяна, Ивана Никулина. Был здесь и мой старый знакомый — приятель Зиберт, который проживал в Чемальском санатории ВЦИК СССР в Элекмонарском районе, где его матушка практиковала врачом-терапевтом. Убедил почти всех идти в пехотное Свердловское военное училище! Только закончив общевойсковое училище, можно стать на армейские высоты. Почти все согласились и подали заявления командованию. Роман Плешков — в летное училище… Вася Фролов отказался — он уехал в отдельный пограничный батальон старшиной.
В Свердловске нас в училище приняли с помпой: хоть сразу прикрепляй на петлицы по два лейтенантских «кубаря»! Зачеты сдали с блеском! Я и Клочков стали старшинами-курсантами. Я — 11-й пулемётной роты. И снова соревнования: чья рота лучшая, самая боевая. Из 120 курсантов пулемётной роты около 90 прошли строй в полковых школах. Остальных пришлось «подтягивать». Самые трудные неучи начали понимать, что сделали ошибку, решив тянуть лямку военного всю жизнь. Кто-то и из других рот подавал рапорт о переводе в армейские роты рядовыми… Понятно, новичкам, кто поступил впервые в армейскую среду, в училище было трудновато, но не нам.
Я в свободное время брал книжки из библиотеки училища и читал, читал. Роту свою 11-ю пулемётную так выпестовал, что она стала образцовой в училище. Конечно, в Свердловске лучшими были мои однополчане по Сретенску и Дацану.
Пролетел год в учениях, больше теоретических: материальная часть пулеметов, орудий, хождение по азимуту, деривация, девиация, работа с военными оптическими прицелами и т. д. Изучали теорию военного искусства, особенно наших русских полководцев, их биографии и баталии. Мой командир роты старший лейтенант Тертичный был доволен: рота, даже следуя в столовую, проходя мимо начальства, дает такой строевой шаг, что можно на парад на Красную площадь. Тогда я убедился еще раз: от четкости, бодрости в голосе командира зависит успех и строя, и боя!