Записки конструктора-оружейника
Шрифт:
— Придется выходить на главного маршала артиллерии Воронова, — сказал Глухов. — Не удивляйся, если он вдруг даст команду, чтобы ты прибыл к нему.
Глухов позвонил в приемную, спросил, на месте ли Воронов. Потом вышел из кабинета и отсутствовал довольно долго. Когда начальник отдела изобретательства возвратился, было заметно, что настроение у него улучшилось.
— Приведи себя в порядок. Сейчас пойдем к главному маршалу. Думаю, вопрос о дальнейшем финансировании твоей работы будет все-таки решен положительно. Есть такое предчувствие, — довольно потер ладони Владимир Васильевич.
Та
— Ты охотой-то, сержант, увлекаешься? — спросил Воронов.
— Так точно, очень люблю оружьем бродить.
— Тогда оцени мою коллекцию. Считаю, нет лучшего отдыха, чем птицу да зверя зорить. Жаль только, очень редко заниматься этим удается. А за каждым из этих трофеев, доложу тебе, — любопытнейшая охотничья история. — Николай Николаевич показал на рога лося, на кабанью морду, на чучела птиц.
— Рожденьем-то ты из каких краев?
— Алтайский, на границе тайги и степи жил.
— Знаю-знаю, места для охоты славные. И тут разговор как-то незаметно перешел на мою конструкторскую деятельность.
— Понимаю, сержант, тебе не боевое оружие, а охотничье конструировать бы. Да, как видишь, для этого время еще не приспело. Слежу за твоей работой. Вижу, неплохо получается. Глухов докладывал о твоих успехах. Так и держи. А теперь доложи, как идут дела, что сделано, каковы планы на будущее?
Я тогда как раз работал в Коврове на дегтяревском заводе. Добрым словом вспомнил благожелательное отношение ко мне ковровцев, заинтересованность в оказании помощи со стороны инженерно-технического состава.
— Только одного не хватает, товарищ главный маршал, — необходимых средств для окончательного завершения работ по изготовлению опытных образцов. Прекращено финансирование, и мы остались без денег.
— В чем дело, вы выясняли? — повернулся Воронов к начальнику отдела изобретательства.
— Так точно, товарищ главный маршал. Финансисты мотивировали свои действия тем, что, поскольку нет фирмы, иначе говоря, конструкторского бюро, давать деньги на создание какого-то отдельного образца они не могут. Считают это распылением средств. К сожалению, убедить их я не сумел.
— Плохо, полковник, что не сумели, — ворчливо проговорил Николай Николаевич.— Надо было настойчивее наседать на этих финансовых тузов, дальше своего носа не видящих. — Он неожиданно улыбнулся и обратился уже ко мне: — Так сколько же нужно тебе, сержант? Назови конкретную сумму.
Мы с В. В. Глуховым и В. С. Дейкиным все расходы подсчитали заранее, и я, не мешкая, назвал цифру.
— Что ж, попытаемся помочь твоему горю. — Воронов взял телефонную трубку. Услышав голос ответившего, спросил: — Что же ты, генерал, обижаешь сержанта Калашникова? Почему не даешь возможности ему закончить работу? Почему не выделены необходимые средства на изготовление опытных образцов?
Послушав того, кто находился на другом
— Вот что, генерал, ты, я вижу, все «фирмами» мыслишь, а о том, что за каждым образцом стоит конкретный человек, конкретный конструктор, не думаешь. Я, главный маршал, в данном случае выступаю за отдельный образец, потому что у нас иные «фирмы» лишь деньги требуют, а отдачи нет. Доложи, когда будет перечислена необходимая сумма? — Видимо, ответ его удовлетворил, и Воронов бросил отрывисто: — Ну и договорились.
— Какие еще ко мне вопросы? — Николай Николаевич ждал, что я скажу.
— Просьб больше нет. Спасибо за помощь, товарищ главный маршал.
— Надо бы, конечно, посмотреть, что ты за охотник, — засмеялся Воронов, когда мы прощались. — Да как-нибудь в другой раз. А теперь принимайся за дальнейшую работу. Нам сейчас очень необходимо хорошее оружие. Так что хочу пожелать тебе, сержант, удачи...
И вот новая встреча с главным маршалом артиллерии Н. Н. Вороновым. Сижу рядом с ним за обеденным столом в служебном вагоне. Посуду уже убрали. Мы ведем неторопливую беседу под перестук колес.
Не утаил я от Николая Николаевича то, как, дорабатывая автомат после первого тура сравнительных испытаний, мы многие детали, даже узлы, сделали заново, перекомпоновали образец, что в немалой степени помогло нам выполнить эту дополнительную работу своевременное поступление средств.
— Да, хитро поступили, — согласился со мной Воронов. — Теперь внимательно проанализируй все замечания, предложения войсковых товарищей. Они помогут тебе окончательно довести конструкцию. Старайся чаще бывать на боевых стрельбах и учениях, в одной цепи с солдатами. Дегтяреву и Симонову труднее это сделать, а ты должен быть легким на подъем. — Николай Николаевич вдруг чисто по-деревенски провел несколько раз ладонью по столешнице, словно разглаживая складки скатерти, и продолжил: — С тобой, сержантом, к тому же все будут откровеннее, искреннее. И не обижайся, если какие-то замечания станут бить по твоему самолюбию, не задирай носа.
Должен отметить, что это была удивительно доверительная беседа старшего с младшим. Жизнь еще не единожды сводила нас с Вороновым. Последняя встреча состоялась у него дома, в Москве, незадолго до его кончины.
Он тогда подарил мне свою книгу военных мемуаров, делился новыми творческими планами. Вспомнил, что собирался со мной на охоту, да так вот и не выбрал времени посмотреть, как я держу в руках охотничье ружье...
А пока мы вместе ехали в войска. Видимо, сама обстановка располагала к доверительности, и Николай Николаевич от разговора об оружии перешел к недавним событиям, в которых ему довелось принимать непосредственное участие, — гражданская война в Испании, Великая Отечественная война. Понимаю теперь, что в его словах было немало недоговоренного, глубинных размышлений, да и сидел перед ним старший сержант, перед которым многое, что таилось в душе, не откроешь. Но у меня осталось от той беседы неизгладимое впечатление. Я увидел в Воронове не просто военного в маршальской форме, известного военачальника, приказами вершившего судьбы людей, а человека, который умеет сопереживать другим.