Записки космического контрразведчика
Шрифт:
«Ъ», который активно работал над кандидатской диссертацией и накопил большое количество всяких записей об экспериментах и инструментально-визуальных наблюдениях, сразу же возмутился. Его не устраивали вводимые весовые ограничения, и он как человек откровенно настырный пошел на конфликт с наземными специалистами. Проблема в общем-то не стоила выеденного яйца, но обе стороны встали на «упоры».
По сложившейся практике, космонавтам разрешалось брать на борт определенное количество личных вещей, сувениров и тому подобное, ну и, естественно, возвращать их на землю после полета. На земле же всегда находилось много родни и знакомых, которым хотелось вручить какой-либо сувенир, побывавший в космическом полете. В связи с этим космонавты частенько брали с борта
На земле у космонавтов сразу же возникала проблема, как это все не потерять. Ведь корабли садились в разных местах, и не всегда первыми к объекту успевали поисковики. Не раз бывало, что на месте приземления невесть откуда появлялось местное население на лошадях, верблюдах, мотоциклах и машинах. Каждый из них готов был растащить на сувениры не только посадочные парашюты, корабль, но и самих космонавтов. Люди привыкли к таким посадкам и зачастую прибирали к рукам все, что бросалось в глаза в этой суматохе. Поисковикам также было трудно уследить за всем...
Поэтому космонавты быстро собирали свои личные вещи в сумки и прижимали к груди до подхода своих «звездновских». По традиции так сложилось, что в числе первых у спускаемого аппарата оказывался и оперработник. Поэтому, завидев его, члены экипажа просили его забрать их личные вещи и тогда пребывали в полной уверенности, что все останется в сохранности. Так было заведено и продолжалось много лет, пока не стало установленным правилом и традицией, гарантирующей успех завершающей операции по доставке космонавтов на базу реадаптации.
«Ъ», совершавший уже не первый полет, также получал все свои личные вещи в полной сохранности. Он и на этот раз был уверен, что все пройдет штатно. Но вдруг земля заартачилась. В Центре управления полетом тоже нашлись упрямцы, которым абсолютно «до фени» были желания уставшего в длительном полете командира экипажа. Они, как вредные «бяки-буки», настаивали на своем. Спор дошел до такой стадии, что «Ъ» серьезно перенервничал и после успокоительных таблеток, принятых в излишнем количестве, немного «поплыл». Вступая в таком состоянии в очередной спор, он, что называется, завелся сам и раскалил наземных спецов, пообещавших в ответ, что если он возьмет со станции «лишние» килограммы, то они пришлют на место посадки контролеров, которые все взвесят и запротоколируют, с тем чтобы наказать его по полной программе. Взбешенный таким напором, «Ъ» не придумал ничего другого как заявить им: «А только попробуйте подойти! У меня ведь в НАЗе есть кое-что кроме еды и воды».
Все сразу поняли, что в НАЗе есть пистолеты членов экипажей. Вот какого накала достигла непримиримость, но почему-то ни психологов, ни просто спокойных и умных людей вокруг не нашлось. Ситуацию раздули до такой степени, что якобы у «Ъ» «поехала крыша». Конечно же, «Ъ» сказал так, потому что исчерпал все возможные аргументы. Для наземных же специалистов ЦУПа полеты стали настолько обыденными, что они уже подзабыли некие
Такое состояние очень сильно беспокоило инструкторов и врачей экипажей, и я вынужден был в устной и письменной форме высказать свое и общественное компетентное мнение во все инстанции, которые могли влиять на процессы управления полетом. Информацию приняли к сведению и чуть-чуть «попинали» строптивых спецов ЦУПа. Но каково же было удивление всех инстанций, когда дней за десять перед самой посадкой «Ъ» заявил ЦУПу и поисковикам, чтобы после приземления первыми к кораблю подошли генерал Анатолий Филипченко и Рыбкин — то есть я. С учетом данного заявления, мне пришлось долго и подробно объяснять многим своим и иным руководителям причину такого выбора «Ъ». Я рассказывал и о своих взаимоотношениях, и о традициях, и, в общем, о моем статусе во всем этом действе под названием «Встреча экипажа на месте посадки».
Когда я всех убедил, начальственный люд успокоился, но все же меня много инструктировали о том, чего многие и сами не понимали.
Во время посадки экипажа «Ъ» стояла чудесная погода, и корабль на удивление — действительно такое бывает редко — мягко приземлился и остался в вертикальном положении. Вертолеты поисково-спасательной службы (ПСС) сели вокруг аппарата на солидном расстоянии, и все остановились, как в детской игре «Замри!». Люк С А (спускаемого аппарата) открылся, и изнутри донесся голос «Ъ»: «Филипченко и Рыбкин ко мне, остальные — на месте!» Все засмеялись над военной терминологией, но команду выполнили. Мы подошли, и «Ъ» передал нам свой «груз». Затем, совсем успокоившись, сказал: «А теперь берите меня! Вот и вся история». И вопрос был снят, и нарушений мы не обнаружили, и в вещах не было ничего запретного, и все осталось в целости и сохранности.
Естественно, что «Ъ» пришлось держать ответ за излишнюю дерзость и перед главным конструктором В. П. Глушко, и перед руководством ЦПК. Основные беседы выпали на долю А. А. Леонова, пытавшегося приструнить ершистого «Ъ». В результате их отношения сильно обострились, и «Ъ» всерьез задумался над тем, что делать дальше — участвовать в программах или «менять курс».
В откровенных беседах у бассейна на Байконуре и в номерах на 17-й площадке я, зная характер оппонента, порекомендовал ему сразу после завершения реадаптации поступать в Академию Генерального штаба и строить карьеру на командном поприще. Такому исходу были бы рады все стороны, и можно было избежать проблем со служебным ростом в самом Центре подготовки, где «Ъ» претендовал на высокие должности.
Как товарищ весьма амбициозный, «Ъ» за любое дело брался с огромной инициативой и напором. Он успешно закончил Академию Генштаба и через некоторое время стал одним из заместителей в системе ВВС. Затем руководил одной из академий Минобороны. Естественно,«Ъ» стал генералом и вторым после Германа Степановича Титова генерал-полковником. Своим быстрым генеральским ростом он очень озадачил коллег.
Будучи по жизни чрезвычайно импульсивным, решительным и порой резким в суждениях и действиях, «Ъ» успел до распада СССР повыступать в Верховном Совете и побороться с мэрий Москвы.
«Изделие К»
В России, как известно, выпивают все: и крестьянин, и рабочий, и ученый... Но нормальные люди, каковых у нас абсолютное большинство, знают когда. Только после хорошо сделанной работы, а не во время и тем более не до. То есть обычно люди знают и время, и место, и уместность.
Ну, вот начнем хотя бы с космической эпопеи. Когда запустили первый спутник, С. П. Королев дал команду главному завхозу раздать всем рабочим и техсоставу по чайнику спирта. Представляете — по чайнику! Раздали и выпили, но пьяных не было. Дело в том, что были ответственность, чувство долга и самое главное — самодисциплина, производное от привитой дисциплины. И когда мне пытаются рассказывать о том, что во время запусков пьют, буду спорить. Пьют, а точнее, выпивают только после запусков!