Записки купчинского гопника
Шрифт:
– Какой ужас!
– Наши девочки решили точно так же. И настучали классной руководительнице. Мы успели сыграть только два кона. За это меня выгнали из пионеров в третий раз. За что выгоняли предыдущие два, честно говоря, уже не помню. А главное, что меня ни разу не принимали обратно. В третий раз я не выдержал. Вы, говорю, не можете меня исключить, потому что меня уже два раза исключали, а обратно не принимали. Разумно, сказали мне, и все равно исключили.
– Я бы тебя тоже исключила.
– Не сомневаюсь.
Жанна поперхнулась пивом от смеха.
– Ты был исключительный дебил.
– Спасибо.
– И, конечно, плохо учился.
– Не угадала. Я хорошо учился, хоть учителя и старались отбить к этому всякую охоту.
Помнится, в третьем классе мы на математике впервые писали контрольную по вариантам. А я не врубился, что к чему, и решил оба варианта. И первый, и второй.
– Дураков работа любит, – сказала учительница.
– Почему? – спросил я.
– Надо было один вариант решить, а ты зачем-то решил оба.
– Я, – говорю, – не скумекал.
– Потому что, – говорит учительница, – ты тупой.
Я расстроился и вечером рассказал родителям, что я дурак.
– Это твоя училка – дура, – сказал отец. – Если ты решил два варианта – значит, ты не тупой.
– Так я правильно сделал, что решил оба варианта? Нужно было оба решать? – спросил я.
– Ты чего, – говорит отец, – тупой?
С тех пор я всегда решал два варианта и рассылал оба решения по рядам. С одного списывал мой ряд, а с другого – соседний. Но учителям я об этом уже не говорил, чтобы они не заподозрили меня в тупости.
Было у меня два приятеля. Оба – круглые двоечники. Но один нормальный, а второй – совсем деревянный. Который нормальный, тот списывал три задачки из пяти, получал свои три балла и отдыхал, довольный жизнью.
А второй списывал все пять задач.
– Зачем, – говорю, – ты списываешь пять задач? Кто поверит, что ты решил все пять задач? Спиши три задачи и получи трояк.
– А если в одной из задач ты ошибешься? – отвечал тупой приятель. – Тогда мне поставят два.
Он понимал, что три решенные задачи, в одной из которых ошибка, превращаются в две решенные задачи. То есть он умел отнимать от трех один и получать два. По-моему, этого достаточно, чтобы выдать человеку аттестат об окончании купчинской школы.
Но тупой приятель упорно списывал все пять задач. Математичка, естественно, не верила. И на следующем уроке вызывала его к доске. Давала самую простую задачу. Мой приятель, конечно, не мог ее решить.
Самое интересное, что математичка говорила ему ровно то же, что и я.
– Зачем, – говорила математичка, – ты списал пять задач? Списал бы три. Не могу же я поставить тебе «пятерку».
И ставила «банан».
– И правильно делала, – сказала Жанна. – Только в Купчино учатся такие дебилы.
– Только в Купчино?
– По какому предмету?
– По истории. В письменной работе был вопрос: «Назовите известных вам полководцев, репрессированных в 30-е годы». Какой-то дурак написал: «Бухарин, Фрунзе и Луначарский». А все остальные с него списали. И во всех ответах значились эти идиотские Бухарин, Фрунзе и Луначарский.
– Что, – спрашиваю, – за чушь?
– Никакая не чушь, – отвечают дети. – Бухарин был репрессирован?
– Был.
– А Фрунзе был полководцем?
– Был.
– Вот видите, – говорят дети, – все правильно мы ответили.
И, кстати, учительница, что руководила практикой на Васильевском острове, тоже было туповатой.
Однажды я пришел на урок не в духе. Я был маленько с бодуна, вот и пришел не в духе. И вызвал к доске отличницу.
Она тараторит про начало Второй мировой войны. А я понимаю, что она слово в слово пересказывает учебник, который я сам только что читал.
– Скажите, – говорю, – а почему Германия напала на Польшу, а, к примеру, не на Испанию?
Отличница стоит, вылупив глаза и раскрыв рот. Молчит.
– Три, – говорю. – Это максимум, что я могу вам поставить. Историю, – говорю, – надо понимать, а не зубрить.
После урока училка принялась на меня кричать.
– Я, – кричит, – сама не могу ответить на этот вопрос.
– Это, – говорю, – вас не красит.
– Так почему же Германия не напала на Испанию?
– У них нет общей границы.
– Это не аргумент.
– Хорошо. Франкистская Испания была союзницей гитлеровской Германии.
Училка поскрежетала зубами и говорит:
– За проведение этого урока ставлю вам три. Это максимум, что я могу вам поставить.
Жанна решительно встала на сторону училки:
– Я бы тебе и трех не поставила.
Мы дошли до двора, в котором я рос до 12 лет.
– Вот подъезд, в котором я жил. А вот в том подъезде, – я показал рукой, – был подростковый клуб «Октябрь». Мы играли за него в футбол на турнир «Кожаный мяч». И все время проигрывали. А как-то, значит, играем на своем поле. Вот на этом, видишь? Теперь тут ворот нет, а раньше были. Здесь мы и играли.
Перед матчем знакомые гопники подошли к вратарю гостей. «Отобьешь хоть один удар – огребешь», – сказали гопники. Мы выиграли. С минимальным счетом – 1:0. Мне до сих пор стыдно, что я не забил пенальти. Я знал, что вратарь не будет отбивать. Что достаточно просто катнуть мяч. И все-таки ударил выше ворот. Ты меня слушаешь?
Жанна пристально смотрела мне в глаза. Я схватил ее за плечи, прижал и – как-то не целясь – попал губами в губы.
Глава четырнадцатая
Дом