Записки летчика-испытателя
Шрифт:
Чудное дело! Летает летчик нормально, десятки, сотни раз приземляется, где положено, грамотно пилотирует, но на соревнованиях такое "отмочит", что приходится только удивляться.
Один перепутает очередность выполнения фигур, другой заблудится на простеньком маршруте, третий сядет с недолетом до "Т" метров триста; одна довольно известная летчица, начав комплекс пилотажа в положенном месте, после третьей-четвертой фигуры ушла так далеко за пределы разрешенной зоны, что штраф за невыдерживание места пилотирования оказался больше, чем все очки, полученные ею за пилотаж…
Бывало и смешное. Однажды на внутриклубных соревнованиях инструктор Николай Сенокосов выполнял полет
Коля безбожно "мажет", старается изо всех сил, чтобы приземлиться у "Т" — выключает и включает зажигание, "шурует" педалями; по условиям же соревнований нельзя ни подтягивать на моторе, ни скользить на крыло, а уж выключать зажигание в полете вообще запрещается. Все притихли, ждут, что будет дальше.
В такой ситуации имеется одно решение — уход на второй круг, что Сенокосов и делает. Но как! Самолет на высоте полтора-два метра проносится мимо судей и публики, фонарь кабины открыт, мефистофельский лик Коли — а внешность у него была своеобразная — обращен к народу, левая рука в здоровенной краге — у виска… Как генерал принимает парад, гарцуя на лихом скакуне вдоль застывших рядов торжественного строя, так и Сенокосов "принял парад", только сидя в самолете.
Все это получилось так неожиданно и смешно, что зрители повалились в траву, держась за животики. Но судьи обиделись и отстранили шутника от соревнований…
Много чего было, обо всем не расскажешь… Ну, а я после нескольких соревнований всерьез стал заниматься самолетным спортом, тем более, что и по службе у меня произошли некоторые изменения — я стал командиром спортивного звена.
В те времена в аэроклубах готовили курсантов и так называемых "спортсменов". Курсанты поступали к нам, в основном, через военкоматы, на лето их освобождали от основной работы, в аэроклубе они постоянно жили в лагере, носили армейскую форму без погон, питались бесплатно: в общем, забот у них было мало — летай, не безобразничай, и все будет хорошо.
Племя же "спортсменов" составляли люди, имеющие летное образование, не работающие по летной специальности (кроме летчиков аэрофлота, желающих на время сменить вид летной деятельности), но хотевшие летать. Как правило, никакой официальной поддержки они не получали: используй очередной отпуск, бери отпуск без содержания, переводись в другую смену или увольняйся — твое дело…
Для летчика-инструктора прикрепление к его группе одного-двух спортсменов означало не только увеличение количества людей, с которыми надо работать. Если курсант всегда под рукой, всегда знаешь, кого когда планировать на полеты, то спортсмен обычно сам не знает, когда он сможет приехать на аэродром. Да и в каком состоянии он находится, как отдохнул, что поел — инструктору неизвестно; наговорить же он может все, что угодно, лишь бы полетать. Поэтому инструкторы, как могли, увиливали от такой обузы. Но с каждым годом спортсменов становилось все больше и увильнуть удавалось далеко не всегда, а потом стало и совсем невозможно, так как их обязательно давали каждому инструктору. Тогда руководство аэроклуба приняло, несомненно, правильное решение: всех спортсменов отдать одному инструктору, освободив его от работы с курсантами. В дальнейшем, когда спортсменов еще прибавилось, были организованы "спортивные" звенья в каждом отряде, одно из которых было доверено мне.
Спортсмены, кроме впервые обучавшихся девушек, имели летный опыт, контрольных полетов им требовалось меньше, чем курсантам-первогодкам,
Где-то в 1958–1959 годах стало известно, что в Москве, в Центральном аэроклубе (ЦАК) и в некоторых других, появились чехословацкие самолеты, выполняющие любой пилотаж как в прямом, так и в перевернутом полете, а вскоре и к нам прибыл в аккуратном ящике этот диковинный аппарат — Z-226 "Тренер".
Очень легкая, изящная машина, специально предназначенная для акробатического пилотажа, могла летать на спине до 3 минут, так как ее мотор Вальтер-Минор VI-3 и топливомасляная система устойчиво работали в течение этого времени.
Глаза у меня сразу загорелись на эту игрушку, но летал на ней только командир другого спортивного звена Леонид Нестеренко, прошедший переучивание на специальных сборах, да и он летал очень мало и ничего особенного не показывал — пролетит на спине, выполнит пару "бочек" и этим ограничится.
Больше никому в аэроклубе полетать на этом необычном для нас и очень хорошем самолете не разрешили, почему — неизвестно. Так и стоял он без дела, пока его куда-то не отправили.
Весной 1960 г. к нам поступил новый самолет — Z-326 "Тренер-Мастер", более современная, с убирающимся шасси, но более тяжелая машина. Ну, тут я уже от начальства не отстал, пока не добился разрешения начать подготовку на этом "Тренере". Так в июне 1960 г. появился в моей летной практике самолет, с которого началась во многом другая летная жизнь, почему я и начал эту главу с первого полета на этом самолете.
Почему другая? На обычном самолете при выполнении большинства фигур пилотажа летчика прижимает к сидению, для набора высоты нужно взять ручку управления на себя, для разворота влево отклонить ручку влево и нажать на левую педаль; действия эти естественные и становятся привычными для летчика.
Теперь самолет переворачивается на спину. Мало того, что висишь на ремнях и кровь приливает к голове, так надо все делать наоборот: отдавать ручку от себя для набора высоты, для разворота влево — по отношению к земле — ручку нужно отклонить влево, но дать правую педаль.
Первое время, кроме непривычки к необычным действиям, трудно было привыкнуть и к неприятным физическим ощущениям: кровь приливает к голове даже в простом перевернутом полете, а что тогда говорить про вираж на спине или обратную петлю? Кошмар! Глаза, казалось, вылезают из орбит, щеки лопаются…
Но человек, наверное, привыкает ко всему. Прошло совсем немного времени, пилотаж "на спине" стал для меня обычным делом и я даже нашел, что в этом положении есть кое-какие преимущества перед обычным полетом: хорошо видно землю, она над головой и ее не закрывают ни фюзеляж, ни крылья, на перегрузке не темнеет в глазах. Одним словом, благодать… Только глаза у пилотов, летающих на "Тренере", частенько были красные — не выдерживали капилляры отрицательных перегрузок, — да в амуниции появлялись изъяны, так как кислота из аккумулятора, стоявшего на полу кабины, иногда попадала на штаны… Но летчики не обращали внимания на эти мелочи и очень гордились тем, что летают "на плечах".