Записки матроса с «Адмирала Фокина» (сборник)
Шрифт:
– Товарищ, капитан-лейтенант, а куда нас везут? В чем военная тайна-то?
– Военная тайна не в том, куда вас везут, товарищ призывник, а в том, что везут именно вас, – загадочно ответил офицер и замолчал.
Я понял: спрашивать бесполезно. Почему нам ничего этого не говорили, мы не знали, но как-то слепо верили в глубокий смысл всего происходящего. Это теперь я понимаю, что вся военная логика и весь глубокий смысл заключаются в одном единственном ёмком слове начинающемся на «долбо» и кончающимся на «изм», а тогда… тогда я свято верил: раз не говорят, значит так надо.
Впрочем, если честно, то тогда мы по этому поводу особо
– Не понимаю, как можно так пить? – возмущался сопровождающий нас офицер. – Ну, выпил одну стопку, ну две, ну литр, но зачем же так напиваться?..
– Не боись, товарищ военный, – успокаивал его, заплетаясь языком, щербатый парень в зелёном вязаном свитере, – перед армией святое дело выпить-закусить… Даже песня такая есть… – и вязаный свитер уныло затянул:
Мама, не ругай меня, я пьяный,
Я сегодня пил и буду пить.
Мы дружно подхватили:
Потому что завтра утром ранним
Повезут нас в армию служить.
– Отставить песню! – приказал офицер и добавил: – И везут вас не в армию, а на флот.
Мы переглянулись: на флот! Так мы на шаг продвинулись к разгадке «военной тайны». Осталось догадаться, где находится конечный пункт нашего следования.
– Хилое поколение растёт, – не унимался сопровождающий офицер, – пьёте, курите, безобразия безобразничаете… Вот, посмотрите, даже девушки курят, – он указал на проходившую по тротуару пару. – Парень идёт, курит, девушка идёт, курит… А потом у них такие же дети появляются…
– Мода такая.
– Что мода!.. Вот я не курю и в рот не беру…
Молодой хохот потряс грузовик, а офицер уточнил:
– …Спиртного… Отставить нарушение субординации смехом!
Разомлев от горячительных напитков, мы понемногу начали собирать остальные части головоломки. Вторым ключом стали написанные золотыми буквами на ленточках бескозырок сопровождающих нас и молчащих всю дорогу матросов слова – «Тихоокеанский флот». А уже в аэропорту мы увидели высвеченное на электронном табло рядом с номером нашего рейса название города – Владивосток.
ПТК
Флот это школа жизни, но лучше её пройти заочно.
(Флотская поговорка)
С моим другом Димкой Голиковым, щеголявшим завидными для восемнадцатилетнего пацана усами и знающим, казалось, ответы на все вопросы, я познакомился за год до призыва. Нас обоих через Военкомат распределили в школу корабельных электриков. В течение года мы с ним три раза
Особенно на меня произвела впечатление болезнь под названием «полная компрессия». Как мене объяснили, это когда, в случае разгерметизации мягкого резинового костюма, весь водолаз компактно закомпрессовывался давлением воды в круглый медный шлем. Я вот только позабыл, как от этой болезни надо лечить…
Нас призвали служить 13 Мая, как раз в Димкин день рождения. Так что, его девятнадцатилетние мы в шумной компании однопризывников справляли на высоте одиннадцати тысяч метров, летя самолетом из Ленинграда во Владивосток. Ребята со всего салона внесли свою посильную лепту в оформление праздничного стола разнообразными спиртными напитками и домашними разносолами, и долгие часы полёта пролетели незаметно.
По прибытии во Владивосток нас из аэропорта привезли на ПТК – приемно-техническую комиссию или накопитель новобранцев регионального масштаба. Всё здесь: и забор с колючей проволокой по периметру, и деревянные бараки на 200 человек – было ново и интересно. Где-то, в каком-то фильме про людей в полосатых робах я уже видел похожую картинку… Понимая наше состояние, сопровождавшие тут же пояснили, что это на самом деле территория воинской части морской пехоты, а не то, что мы подумали…
Нас распределили в барак № 2. Я в первый раз в жизни был в настоящем бараке! Раздвинув огромные двустворчатые ворота, мы с Димкой с любопытством проследовали внутрь. В нос ударил бодрящий запах грязных носков и пота. С непривычки, поморщившись, мы осмотрелись. Три уровня длинных сплошных деревянных нар тянулись по обеим сторонам барака, оставляя проход посередине. На нарах, вплотную друг к дружке, как на стеллажах, копошились разномастные представители всех советских республик: русские, хохлы, узбеки, таджики, чеченцы, армяне и те, о существовании национальности которых я даже и не догадывался…
– Урюки, – пояснил кто-то сбоку.
Я не был особо силён в этнографии и с благодарностью впитал в себя эти новые интересные сведения.
Наше появление в бараке особого интереса не вызвало. Некоторые из лежавших на нарах разглядывали нас скучающими взглядами, кто-то играл в карты, кто-то храпел, а один из урюков, прямо у нас над головой, деловито и сосредоточенно занимался самоудовлетворением. Чтобы ему не мешать, мы с Димкой вышли во двор подышать свежим воздухом.
– А ты знаешь… – сказал вдруг Димка. – Мой отец тоже здесь неподалёку служил – на Чукотке. И даже на Кубе был.
– На Кубе?
– Ну да. Как раз во время, когда между нами и Штатами чуть ядерная война не началась.
– «Карибский кризис» что ли?
– Ну, да.
– Ну и как, ему Куба понравилась?
– Да он её и не видел совсем. Его и ещё пару тысяч таких же, как он, в гражданские костюмы переодели и в трюм гражданского сухогруза погрузили. Так их, до самой Кубы, в трюме и везли, чтобы америкосы ничего не заподозрили. Выпускали на палубу свежим воздухом подышать только ночью группами по двадцать человек, когда американских разведывательных самолётов не было, а то те прямо над палубой летали.