Шрифт:
Моим бесценным Родителям…
ВМЕСТО предисловия…
О чем пишут стихи 15-ти летние девочки? Конечно же, о любви, о своем ее «детском» понимании, которое, при отсутствии жизненного опыта, иногда дает «чистую» картину.
Как правило, увлечение стихослагательством проходит ближе к 22-25 годам, когда реальная жизнь начинает активнейшим образом кружить в водоворотах конкретных событий, порой, не давая опомниться и дать какую-либо
И только приближение сорокалетнего «водораздела» заставляет обернуться на прожитые чувства и на их, чудом сохранившееся, воплощение на бумаге. Как говорила Марина Цветаева:
«Для того я (в проявленном – сила»)
Все родное на суд отдаю,
Чтобы молодость вечно хранила
Беспокойную юность мою.»
Сообразно максимализму юных почти все стихи являются моей реакцией на увиденные, услышанные, но главное – прочувствованные ситуации окружающих меня людей, и только некоторые – автобиографичны. Однозначно из реальности – мой портрет на титульной странице, созданный стараниями моей дочери, Анжелики Соколовой.
Впрочем, не уверена, что автобиографичность, как обстоятельство, повлияет на восприятие тех из Вас, кому они «лягут на душу».
С огромным уважением к будущим читателям – скромный автор .
Марина Цветаева
«Кто создан из камня, кто создан из глины…
А я – серебрюсь и сверкаю!
Мне дело – измена, мне имя – Марина,
Я – бренная пена морская…»
Февраль 1994 – май 2000
* * *
Как трудно мне тебя любить,
Как тяжело тебя понять!
Устала слушать, как мне жить:
Покорней не смогу я стать!
Мне смысл велит тебя оставить
И гордость то же мне велит,
Но вряд ли я смогу представить
Как трудно мне придётся жить.
Когда Вас нет – сержусь усердно,
А Ваш приход – бросает в дрожь!
Боюсь и знаю, что наверно
Сегодня мне опять солжешь!
О, как мучительно и больно
Слова мне Ваши принимать!
Лишь Вы останетесь довольны,
Что я Ваш обман не сумею понять.
/февраль 1994 года/
* * *
По дороге иду, где молчит желтизна,
По асфальту бреду, где все выплакал дождь…
Холод – не для меня, не хватает огня!
Я горю, и теперь уж меня не вернёшь!
Мне дано все понять. А зачем? Просто так!
Мне дано все простить – пусть осудит дурак,
Пусть осудят все, кто совершенней меня:
Может быть, я тогда жить смогу без огня?
/сентябрь 1994
* * *
Снова вечер, снова осень за окном хрустальным,
Холодный блеск огней чуть отражается на лужах…
Как грустно слышать ливня плач печальный,
И как печально знать, что ты уже не нужен…
А ведь недавно лето кувыркалось
Меня пьяня и за собою увлекая!
Ах, сколько счастья нам с тобой досталось –
Его бездумно осень серая помяла!
И что теперь? Дождь, ветер, сырость, лужи…
Но прелесть слякоти судить я не возьмусь,
Ведь осень – все равно, что наши души:
Отведав каплю счастья – сразу в грусть.
/24.09.1994/
* * *
Когда-нибудь, минуя сотни дней,
Ты вспомнишь, знаю, вспомнишь обо мне,
И скажешь, целуя газетный портрет:
«Любил ее прежней, такой больше нет!
Надменна улыбка и холоден взгляд:
О жизни учениях они говорят.
Где спрятана нежность пленительных губ
И где глаз бездонных теперь изумруд?
Кто брошены – вспомнят, но не скажут, нет,
Что гордой кокеткой была с юных лет:
Манила, пленила, жёстко играла
И, мучаясь совестью, после рыдала!
Любя ее слишком, берег от людей…
Как звезды сияли от милых затей!
И руки, и губы, и нежное тело
За годы разлуки забыть не сумел я
И не хотел. Хоть забыл поцелуи,
Но повторял имя сладкое всуе…
Ну, а теперь, глядя на твой портрет,
Скажу: любил, но тебя больше нет!
Добилась всего ты, что страстно желала,
В изысканность, роскошь себя заковала…
Ты стала таинственной мягкой звездой…
Тепло тебе в небе? Скрываешь? Что ж, скрой!»
Вот все, что ты скажешь, быть может, жене,
Иль детям своим, иль друзьям. При луне
Промолвишь, мой милый, целуя портрет:
«Любил тебя прежней. Тебя больше нет.»
/декабрь 1994 года/
* * *
Каких-то две недели
И листья облетели,
И машут мне руками
Деревья с облаками.
И воздух – чист, прозрачен,
А мир – устал, невзрачен…
Тоска в тумане скачет,
Печаль дождями плачет…
А я хожу по лужам
И мне никто не нужен.
/21.09.1995/
* * *
Промчался год как сон неявный
И я стою перед тобой,