Записки на полях соленых книг
Шрифт:
– Эмми! – произнес он и протянул руки. Она наклонилась, обняла его и поцеловала в щеку; его радость тронула Эмми.
– Здравствуйте, мистер Рейнольдс. Поздравляю с рождением первых внуков!
К ним подошла Эбигейл с подносом кукурузных лепешек.
– Он говорит, что я сюсюкаю над ними, но стоило бы посмотреть, как он сам возится с малышами. Он уже сказал Джо и Лиз, что готов к следующим.
Одна протянула поднос Эмми, которая взяла салфетку и кукурузную лепешку.
– Жду не дождусь, когда увижу их.
– Не волнуйтесь, скоро увидите. Лиз кормит
Эбигейл направилась к другой группе гостей с подносом в руках. Эмми жевала кукурузную лепешку и оглядывалась по сторонам в поисках знакомых лиц, когда кто-то прикоснулся к ее руке. Она повернулась и улыбнулась Хиту, удивляясь тому, что рада его видеть. Он улыбнулся в ответ, но его глаза оставались серьезными.
– Вы готовы?
– Разумеется.
Она с любопытством последовала за ним по узкому коридору к одной из комнат, расположенной в задней части дома. Он открыл дверь и отступил в сторону, пропустив ее, а потом закрыл дверь.
Комната была обставлена как рабочий кабинет, с большим письменным столом и бросавшимся в глаза пустым местом, где должно было стоять кресло. В раме на стене висел порванный и грязный американский флаг, а другая стена была заполнена всевозможными военными трофеями: старинные медали, сабли, пистолеты, пули и пряжки от ремней, оставшиеся от битв последнего столетия, были выставлены под стеклом или просто висели вокруг или лежали на этажерках.
– Насколько я понимаю, это кабинет вашего отца? – поинтересовалась Эмми и снова посмотрела на флаг.
– Да, – Хит проследил за ее взглядом. – Папа привез его из Вьетнама. Он сказал, что на память, но подозреваю, за этим скрывается более сложная история. Это часть его жизни, о которой он почти ничего не рассказывает.
Эмми не сводила глаза с флага.
– Бен тоже не рассказывал.
Тогда горе пришло к ней как развернутый флаг, мягкий и трепещущий на ветру. Оно притупляло ее зрение и не ослабляло дыхание, хотя ощущалось каждой клеточкой тела. Она подозревала, что так будет всегда, но, наверное, она все-таки научилась жить с ним так же, как учится жить человек, который обманулся в своих ожиданиях.
– Мне было больно от того, что он отказывался говорить об этом.
Эмми впервые призналась в своих чувствах после смерти Бена другому человеку и не удивилась тому, что это оказался Хит. В нем было что-то успокаивающее и внушающее доверие.
Хит внимательно посмотрел на нее.
– Все в порядке. Это не значит, что он недостаточно любил вас; это значит, что он хотел защитить вас, потому что любил.
Эмми опустила голову, к глазам подступили слезы. Она в первый раз посмотрела на свое прошлое с этой точки зрения и почувствовала, как горе понемногу уступает место облегчению. Теперь бремя вины было уже не таким тяжелым.
– Спасибо, – тихо проговорила она.
Хит обошел стол с другой стороны и открыл верхний ящик.
– Отец хотел, чтобы вы увидели это.
Радуясь перемене темы, Эмми присоединилась к нему и взглянула на два письма.
– Кто такой Роберт?
– Это мой дед. Они с Мэгги поженились в июне 1943 года.
Его взгляд был участливым, как будто он понимал ее уязвимость, и знал, что внезапное освобождение от бремени сделало ее беззащитной.
– Это может как-то помочь вам?
– Думаю, да. Я знаю, что записки на полях были оставлены не Робертом. Там совсем другой почерк.
Хит снова открыл ящик и достал пачку писем, перевязанных выцветшей лентой.
– Отец нашел письма моего деда вместе с остальными документами. Это переписка между дедушкой и бабушкой во время войны.
Эмми широко распахнула глаза.
– Мэгги? У вас есть письма Мэгги?
– Как видите. После урагана «Хьюго» они хранились в коробке, и отец не помнил о них, пока не начал искать образец дедовского почерка. Теперь он рад, что сделал это. У меня такое ощущение, будто важная часть нашей семейной истории долго лежала в коробке, где ей совсем не следовало находиться.
– Но вы не любитель истории.
– Да, если речь идет о личной истории. Никогда не видел особого смысла заново переживать прошлое.
– Что же изменилось?
– Не знаю. Возможно, дело в фотографиях на стенах моего дома – я даже не представлял, кем были эти люди. И Лулу…
– Что Лулу?
– Она до сих пор не пришла, и это странно. Обычно она первой появляется на любых семейных мероприятиях, помогает на кухне, а потом предпочитает наблюдать за людьми издалека. Что-то случилось, и это имеет отношение к тем чертовым книгам, которые мы нашли, – его глаза потемнели, когда он посмотрел на Эмми. – Ей семьдесят семь лет. Как человек может быть таким старым и до сих пор бояться прошлого?
Эмми искоса наблюдала за Хитом и задавалась вопросом, имеет ли он в виду только Лулу? Взглянув на письма, она заметила женский почерк и сразу же поняла, что много раз видела его.
– Мне не нужно другого подтверждения, Хит. Это почерк Мэгги – тот самый, который я видела на полях книг и на фотографиях в вашем доме.
Он стиснул зубы.
– Это меня не удивляет. В письмах есть интересные подробности. Вчера мы с отцом впервые прочитали их.
Эмми посмотрела на часы.
– Еще довольно рано. Ничего, если я почитаю их сейчас?
Хит указал на старую кожаную кушетку, стоявшую у стены под флагом.
– Давайте. Мы так и думали, что вам захочется это сделать.
Эмми устроилась на краю кушетки, а Хит сел рядом с ней и сложил руки на груди. Она приступила к чтению.
Переписка началась в августе 1943 года, очевидно, вскоре после того, как Роберт отправился за границу. Трудно было сказать, куда именно, потому что об этом нигде не упоминалось – скорее всего, из-за военной цензуры. Но в письмах он писал, что находится далеко от дома и скучает по хот-догам. Эмми подняла голову.