Записки наблюдателя туманных объектов

Смагин Виктор

Николай — заядлый грибник, а поскольку август — самый грибной месяц в году, то его и дома-то не застать. Сходить за грибами с дедом Колей — почти всегда приключение, обычно же это происходит так. Мы поднимаемся с зарей, углубляемся в лес и проходим, как минимум, десяток километров, беседуя о красоте окружающей нас природы и всего мироздания в целом; я люблю слушать его рассказы о местных обычаях, о природе и истории нашего городка, а он — мои — о звездах, шаровых скоплениях и прочих галактиках. Через несколько часов такой вот беседы мы попадаем на поляну, усеянную, к примеру, белыми груздями, за двадцать минут наполняем ими корзины и собираемся обратно. Если дед Коля говорит, что «сегодня идем за боровиками», то попадаем на поляну с боровиками, а если «идем за рыжиками»,

то, разумеется, попадаем в самую гущу этих ярких и душистых грибов. Наверное, сам процесс грибной ловли от этого становится чуть более однообразным, чем многочасовое лазанье по буреломам и лесным оврагам да собирание сыроежек всех мастей в надежде найти что-то более ценное, зато у нас остается больше времени на созерцание природы в более умиротворенном состоянии.

Иногда мы выходим к небольшой, но очень своеобразной речушке Иловай — она интересна, прежде всего, тем, что она проложила свое русло в древних известняковых породах. Говорят даже, что, гуляя вдоль крутых берегов и меловых разломов, можно обнаружить камни с отпечатками фауны юрского периода. И ведь так хочется иногда забраться подальше и посидеть на берегах этой исключительно лесной речушки, перебирая в руках осколки давно прошедших времен…

Вернувшись к середине дня на дачу, обычно чувствуешь приятную усталость, но даже она пройдет сразу после того, как окунешься в свежие волны Воронежа. О нашей реке можно рассказывать много, но нет ничего лучше, как просто приехать на ее берега и отдохнуть и душой и телом.

Наверное, лучшим свидетельством здешней красоты могло бы стать наличие крупных поселений и старинных городов, однако, поблизости их нет, если не считать большого количества стоянок древних (вплоть до бронзового века) людей да основанного в XVII веке городка Козлов, ныне известного как Мичуринск. Причиной тому удаленность нашего края от культурных центров средневековой Руси: именно с территории нынешней Тамбовщины и дальше на юг простиралось «Дикое поле» — огромное пространство, наводняемое ордами кочевых племен и грабителей.

Лишь с середины XVI века Русское государство начинает принимать меры, которые должны были уменьшить опасность нападения татар. На подступах к нашему краю с севера были основаны города Шацк и Ряжск, из которых в глубь степи высылались сторожа. Сторожа цепью охватывали край с юга от Дона до Воронежа и дальше до извилистой речки Вороны на границе нынешней Саратовской области. В конце же XVI века при Иване Грозном произошло создание единой и регулярной общерусской сторожевой службы.

Если немного перевести дух в домике и собраться с силами, то вечером можно отправиться в небольшой поход, чтобы устроить пикник на свежем воздухе, а заодно увидеть воочию свидетельства этого самого «сторожевого бума».

Этот пикник, костер на крутом берегу Воронежа, событие для меня и моих знакомых в какой-то степени знаковое, сродни чем-то пионерскому «прощальному костру». Во всяком случае, по своему смысловому наполнению. В бытность студентами, мы отмечали окончание веселых каникул и возвращение в университеты, сейчас же — окончание лета и возвращение к своим рабочим делам.

Замечательно, что практически весь провиант для пикника можно собрать тут же, на нашей даче, не озабочиваясь какими-то дополнительными закупками. Это и свежие помидоры, и колючие огурцы прямо с грядки, и сегодняшний салат, а также душистый чеснок и кудрявый укроп, никем специально не высаживаемые, а растущие, словно сорняки, по периметру грядок. Немного яблок, чуть-чуть слив, пару горстей темных сладких вишен да десяток молодых картофелин — вот почти и все готово. Осталось сходить в погреб за двумя-тремя бутылками крепкого смородинного вина — и можно отправляться в путь.

Для того чтобы добраться до места, где мы обычно разводим костер, нужно пройти кромкой леса и выйти на высокий берег Воронежа. С него открывается величавый вид на раскинувшиеся на другом берегу луга, зубчатую стену леса возле самого горизонта да крохотные домишки соседней деревеньки в пяти километрах от нас, освещенные предзакатным солнцем. Светило клонится к закату, заливаясь

рдяными отблесками, а за ним скользит, отражаясь в темном зеркале реки, лунный серп, оранжевый, словно апельсиновая долька с картины Врубеля. Воронеж извилисто катит свои воды с востока на запад, зачинаясь в двухстах километрах где-то на окраине Рязанской области и впадая через триста с лишним километров по течению в могучий Дон.

Если глянуть на другую сторону реки, то взор невольно остановится на широком прямоугольнике земляных валов, примыкающих к пологому берегу. Это не что иное, как старинное городище, остаток сторожевой крепости, одной из многих охранявшей срединные области нашей страны от набегов кочевых племен. Кроме земляных валов, воздвигнутых в бескрайнем молчании Тамбовских лугов, оплывших от разливов реки, от крепости почти ничего не осталось, никаких материальных остатков не обнаружили и археологические экспедиции, навестившие наш край несколько лет назад. Единственное, что может засвидетельствовать о существовании здесь укрепления — указания, данные сторожам границ самим Иваном Грозным: «Лета 7079 в 1 день сентября приказал государь, царь и великий князь Иван Васильевич всея Русии боярину своему, князю Михаилу Ивановичу Воротынскому ведать станицы, и сторожи, и всякие государевы польские службы. Сторожи из Рязского. 1-я сторожа из Рязского на Воронеже под большим под Юрьевым лесом у Хобота…». Хоботом же называлась нынешняя речушка Алешня, впадающая в наш Воронеж неподалеку. Каждый раз, когда мы собираемся с друзьями на высоком берегу Воронежа, на том самом месте пикника, я провожаю взглядом эти руины, эти отголоски прошлого возрастом почти в полтысячи лет.

На вершине холма мы разводим костер и, пока не совсем стемнело, принимаемся за нехитрую сервировку. Костер наш видно далеко по реке, бывали случаи, весьма редкие, правда, когда он служил маяком местным подвыпившим рыболовам. «Мужики, подскажите в какую сторону до Астрахани плыть!» — кричали нам как-то из лодки. Мысленно прикинув, что Воронеж впадает в Дон, а последний соединяется с Волгой каналом, мы отвечали, что плывут рыбаки правильно, что направление взято верно.

Но нет ничего лучше, когда вино уже разлито по кружкам, овощи и хлеб порезаны, а костер трещит сучьями, будто бы он их пережевывает. Солнце, покраснев, сползло к горизонту и утонуло в реке, месяц, напротив, разгорелся и засиял, словно нарисованный золотом на густой лазури неба. Снизу, от реки, с крутых ее берегов раздается заливистая песнь цикад и сверчков, наполняющая собой все окружающее пространство. Под эту песнь сядет Луна, а небо рассыплется мириадами звезд, такое антрацитово-черное, такое желанное и такое непривычно богатое для нас, обитателей городов.

Костер все потрескивает, изредка запуская снопы искр в небо, а от его пламени колышутся тени вокруг. Рядом с огнем тепло и безопасно, но стоит вдруг отойти от него на несколько метров, и попадешь в вязкие объятья русской ночи, такой прохладной от влажности, струящейся от реки. Время идет, звезды катятся по небосводу, а к трелям цикад присоединяются совсем уже непонятные звуки: у берега в редких камышах — побулькивание, от кустов, что в десяти метрах от костра — потрескивание, словно кто-то карабкается по ветвям. Ветви орешника раскачиваются, хотя ветра нет — кто там выйдет к нам на огонек? Всплески и бульканье снизу тоже не прекращаются — «русалки» разошлись не на шутку, того и глядишь поднимутся к нам по склону.

В такие моменты невольно вспоминаются страшилки, рассказываемые о наших местах в пионерлагере на сон грядущий, отчасти приукрашенные бесчисленными их рассказчиками. Воронеж возле нашей деревеньки и еще километров на десять вниз изобилует омутами и стихийно возникающими водоворотами, погубившими не одну жизнь. Чаще всего припоминается вожатая шестого отряда, погибшая, спасая из реки двух отбившихся от присмотра пятиклассников. Эта реальная история, наверное, одна из многих, обросла в лагере подробностями: каждую полночь выходит вожатая из реки с волосами из тины, с запутавшимися в них пиявками, бредет к территории пионерлагеря и долго всматривается в окна шестого отряда…