Записки настигнутого любовью

Романов Олег

19 сентября

Я сидел в удобном кресле трансатлантического воздушного лайнера, периодически открывая глаза и посматривая в иллюминатор. Моё сердце творило благодарение и искрилось любовью. Иногда меня отвлекал мой сосед – священник, сидящий ближе к проходу. Он непрерывно листал богослужебные книги, совершая часы и междучасья. Клал поклоны в проходе самолёта. Помазывал свой лоб маслом. При этом он совершал это не кисточкой, а почему-то кропилом из огромного ведра с машинным маслом, стоящего у него между ног. Помазывал он не только себя, но и всех симпатичных девиц нашего лайнера. После 3-ей и 6-й песен канона он, закуривал голландскую сигару (я летел в салоне для курящих). Похоже, кадилом ему не дали воспользоваться, поэтому он имитировал каждения табаком. «Кадит Нехуштану» [11] – мелькнула мысль в моей голове, оторвав меня от созерцания, когда он выдохнул облачко дыма. Я задумался, как евреи, выйдя из владычества фараонова, водимые 40 лет по пустыне в столпе Богом могли сохранить ещё несколько веков глубоко внутри своей традиции культ Нехуштана. Как он мог уживаться внутри их законничества? Почему сразу не был осуждён и разрушен? Мысли одолевали. Самому захотелось закурить…

11

«Нехуштан» (медный змей): на иврите «нехошет» – медь; «нахаш» – змей, заклинание, гадание; «нахуш» – упорный.

Христианский мир повторил ошибку древних евреев, описанную в Писании. Во время 40-летнего странствования народа Божьего по пустыне «стал малодушествовать народ на пути. И говорил народ против Бога и против Моисея». За это «послал Господь на народ ядовитых змеев». Когда же евреи раскаялись, и Моисей помолился о народе, «сказал Господь Моисею: сделай

себе змея и выставь его на знамя, и ужаленный, взглянув на него, останется жив». Этот медный змей является одним из прообразов Йешуа, согласно Его слову: «И как «Нехуштан» (медный змей): на иврите «нехошет» – медь; «нахаш» – змей, заклинание, гадание; «нахуш» – упорный.

Христианский мир повторил ошибку древних евреев, описанную в Писании. Во время 40-летнего странствования народа Божьего по пустыне «стал малодушествовать народ на пути. И говорил народ против Бога и против Моисея». За это «послал Господь на народ ядовитых змеев». Когда же евреи раскаялись, и Моисей помолился о народе, «сказал Господь Моисею: сделай себе змея и выставь его на знамя, и ужаленный, взглянув на него, останется жив». Этот медный змей является одним из прообразов Йешуа, согласно Его слову: «И как Моисей вознёс змию в пустыне, так должно вознесену быть Сыну Человеческому, дабы всякий верующий в Него, не погиб, но имел жизнь вечную» (Евангелие от Иоана, глава 3, стихи 14–15).

Прошло время и в сознании евреев значение медного змея изменилось. Он превратился в идола, «сыны Израилевы кадили ему и называли его Нехуштан» 4Цар. 18:4. Таким образом, сделанный по повелению Бога для спасения народа медный змей стал одной из причин отступления Израиля от чистоты поклонения Богу. Не то ли мы видим в истории христианской церкви? Йешуа из Назарета, которого Бог в Своей премудрости соделал нашим Спасителем от суетной жизни, трансформировался в сознании так называемых христиан в «Бога Сына единосущного Отцу», то есть стал идолом.

Первым эту мысль высказал Афанасий в начале IV века. Но тогда учение об «единосущии» было отвергнуто подавляющим большинством членов церкви, в том числе её высшими служителями. Однако оно оказалось весьма привлекательным для мирских властей. Константин, первый император грекоримского мира, который благосклонно воспринял христианство, поддержал Афанасия. Дело в том, что мысль о «Боге Сыне» гораздо лучше укладывается в голове человека с языческим прошлым, чем исповедание Йешуа Мессией Израиля. Кроме того, фальсификаторы апостольского учения не могли иметь пророческого духа, но были скорее дипломатами, что также шло на руку государственным чиновникам.

Ересь Афанасия есть первое серьёзное искажение библейского учения о Йешуа, которое закрепилось к V веку в церкви, ставшей государственной. Вместе с Иисусом Идолом в христианскую среду, естественно, пришёл оккультизм. Но был ещё и второй виток отступничества, плодом которого стал атеизм. Речь идёт об учении Лютера, выступившего в XVI веке с вульгарным пониманием оправдания по вере. Он заявил, что человек ничего не может сделать для своего спасения; нужно только верить в искупительный смысл Голгофской Жертвы. Последователи Лютера (протестанты) отвергли спасительное значение исполнения Божиих заповедей. Тем самым они превратили Иисуса в религиозный опиум.

Вслед за Лютером выступил Кальвин с учением об избрании. Согласно этому учению, спасение человека полностью зависит от Бога. Человеческие усилия не имеют здесь никакого значения. Эта мысль естественно вытекает из лютеранского понимания оправдания по вере. Но как можно узнать, избран ли человек ко спасению или нет? Протестанты нашли ответ на этот вопрос в экономике. Если человек имеет успех в своей хозяйственной деятельности» – значит он угоден Богу. Таким образом, протестантская революция привела к революции экономической. В Европе стал развиваться капитализм. Однако, накопление богатства для многих стало причиной кораблекрушения в вере.

В это время из отсека пилота вышла стюардесса. Она была явно растеряна. Пытаясь совладать с голосом, она громко произнесла в микрофон. «Уважаемые пассажиры… должна предупредить вас, на нашем лайнере нет Пилота!..» – Её слова зависли в воздухе общим вдохом. Все затаили дыхание…

Началась паника…

Священник рядом со мной первым нашёлся и заявил: «Не волнуйтесь, этого не может быть! Пилот есть. Просто…Просто…Он невидим!»

Салон самолёта выдохнул…

Через мгновение, все продолжили свои занятия, заключавшиеся в развлечении своего сознания. «Ну, раз есть Пилот… Он ведёт самолёт, Он отвечает за наш полёт, за наши души, можно оставить бдительность и погрузиться в сон».

Я обратился к священнику: «Скажите, милейший, а я, по-вашему, не несу ответственности за мой полёт?»

«Ты только подчиняешься курсу, который за нас всех выбирает Пилот» – ответил священник, кладя земные поклоны и одновременно мажа себе лоб маслом, зажимая ведро меж коленями. Увидев моё недоумение, он ретировался: «Так много времени ушло на проповедь, не успеваю закончить литию, а уже время 3-го часа, поэтому читаю их одновременно»

Негр, сидящий спереди, обернулся ко мне и утвердительно заметил: «Мы созданы Пилотом, поэтому не вправе выбирать свой маршрут. Когда-нибудь, покорившись, ты воспримешь это как высшую свободу».

…Тогда я взял управление своим полётом в собственные руки…

* * *

20 сентября

«Имя ИмёнДа не отмоешься, если вся кровь да как с гуся бедаи разбито корыто.Вместо иконСтанут Страшным судом – по себе – нас судить зеркала.Имя ИмёнВырвет с корнем всё то, что до срока зарыто.В сито времёнбросит боль да былинку, чтоб истиной к сроку взошла.Ива да клёнОх, гляди, красно солнышко врежет по почкам!Имя Имёнзапрягает, да не торопясь, не спешаИмя ИмёнА возьмёт да продраит с песочком!Разом поймёмКак болела живая душа»А. Башлачёв «Имя Имён» От моего имени у тебя нежность по телу.От него вкус поцелуев на устах.От моего имени шелест волн в ушах.От моего имени душа пускается в пляс.От моего имени замирает сердце и учащается пульс в висках.От моего имени ты понимаешь своё Божественное предназначение.От моего имени ты становишься счастливой и желанной.От моего имени тебе хочется с трепетом быть рядом.От моего имени ты забываешь, что ты ещё несовершенна и становишься Лучезарной Сущностью.От моего имени ты иногда становишься не продуманной, а прекрасно спонтанной.От моего имени ты начинаешь знаменовать дни. От моего имени на душе у тебя непередаваемая радость, а в теле удивительнаяТеплота.От моего имени ты начинаешь лучше понимать и любить себя.От моего имени твой взгляд становится бесконечно прекрасным.От моего имени ты не можешь сдержать желаний. От моего имени ты чувствуешь тепло моих рук, так и не коснувшись их.От моего имени ты слышишь прекрасную музыку «Only you».От моего имени у тебя в глазах звёзды.От моего имени твоя улыбка озаряет бесконечно прекрасное лицо.От моего имени ты становишься хмельной, ещё больше, чем от вина……Но…ты называешь меня…Ангелом…

Эммануил вновь погрузился в первые мгновения осознанности в этом воплощении. Эти яркие рефрены впечатывали его вечное в ограниченное тело-костюм, который мешал летать. Одни и те же душащие границы мира, заставляли его вопить осознавшим заключение новорождённым. – Жить в этом мире, – думал Эммануил, – это значит, принять эти правила игры, больше не быть единым целым, всемогущим и вездесущим. Это значит, «включиться» в предложенное и тотально сдаться этому бреду. Но ведь иного выбора у него не существовало. Эммануил вдруг осознал, что не помнит, как он оказался в этом гиблом

месте. Ему хотелось сбежать, но куда и как? В итоге он сдался, и поменял свою убеждённость в излишестве речи на попытки изучить язык людей. Эммануил быстро впустил в свой мир мать и отца. Их глаза, безусловная любовь к нему, неотличимая от обожания, обезоруживали. Эммануил влюбился в тишину пребывания с ними без слов. Когда сильные руки отца отрывали Эммануила от пола и подбрасывали на отцовские плечи одним движением, Эммануил был вне себя от радости. Материнская забота и внимание, проявленные бытом, вводили Эммануила в неописуемый восторг. Он благодарен матери за то, сколько любви она вкладывала в обычную еду, в комфорт тела Эммануила, в заботу о его здоровье. Первый страх – родители оставили Эммануила одного дома, эти пара часов травмировали его психику навсегда. Мальчик стал бояться быть оставленным, получил глубокую травму на уровне бессознательного, и с тех пор всегда вставал в ступор, и оцепенение, полностью парализующее любое действие и любую мысль, когда оставался один. На уровне сознания он стал себе объяснять свой недуг тем, что любое действие он может осуществить лишь в присутствии другого, ему нужен тот, кто оценит, хотя бы взглядом, его действие. Печальный опыт встречи с социумом в детском саду психосоматическим рефлексом выбрасывали его в детские болезни. Он почти не ходил в детский сад, чаще с ним сидела бабушка и прабабушка. Дед (кстати это он настоял на имени Эммануил, хотя все хотели назвать ребёнка другими именами) подарил Эммануилу на третью годовщину воплощения гигантский жёсткий пластмассовый щит, и такой же меч. И вот Эммануил играл с бабушкой и прабабушкой в воинов. Бабушка накрывала себя щитом, а Эммануил, пока хватало сил, колотил плашмя мечом по щиту. Стоит ли добавлять, что обессилевший мальчик валился на кровать, и такая же обессилевшая бабушка выползала из-под щита. Когда на месте бабушки оказывалась невысокого роста прабабушка, она буквально целиком влезала под щит и «держала» оборону. В детском саду Эммануил усвоил, что в этом мире нужно отвоёвывать своё место под солнцем, распихивая окружающих локтями, иначе окружающие запинают тебя ногами. Эммануил не мог принять того, что нужно давать сдачи, и уметь постоять за себя. Ему было жаль энергии на эти принципы вселенной. Эммануил всегда ставил худой мир выше любых военных действий. Изначально он был бесконфликтным миротворцем, даже спорить не любил, внешне соглашаясь с каждым, не соглашаясь внутри. Все дети любят играть в строительство убежищ, шалашей, крепостей. Первая крепость Эммануила была проста, он залез под стол и придвинул к «входу-двери» стул. Эта игра длилась несколько дней. Попытки защитить себя от опасного внешнего мира бессознательно выражались в строительстве крепостей из подушек дивана, стульев и покрывала. В детском саду был огромный конструктор, детали которого, с множеством отверстий, были полыми с одной отсутствующей гранью. Внутри каждой детали мог уместиться ребёнок. Игра до обеда заключалась в том, что одна команда строила крепость и обороняла её, а другие пытались взять крепость штурмом. У обороняющихся было больше шансов на победу, они кидали из бойниц в нападающих кубики, кольца от пирамидок, мягкие игрушки. Нападающие же начинали штурм с голыми руками. Бой начинался со строительства крепости сразу после завтрака. Те десять человек, которые первыми справлялись с манной кашей с комками, начинали строить укрепление, остальные были вынуждены быть штурмовиками. Эммануил страдал дисбактериозом, но в его время никто не знал об этой болезни, потому его пичкали молочными продуктами, а ребёнка в буквальном слове рвало от них. В детском саду был закон – пока не съешь всю кашу – из-за стола не выходи. Эммануил так желал хоть раз хотя бы присоединиться к игре, просто встать из-за стола. Но рвота накатывала на середине порции. Он отчаянно начинал есть снова, и снова…и снова… …Если бы не те двое, он и она – на голову выше других, крупные и коренастые, с чистыми глазами, удивительно красивыми лицами, нет – даже ликами, их одежда была безупречной, ад детского сада был бы невыносим. Но Создатель всегда посылает Своих Ангелов… Лиза и Коля взяли Эммануила в свой круг и…он обрёл счастье – они просто смотрели на него глазами, в которых Эммануил видел взгляд любви своих родителей.

Обычно после тихого часа дети шли с воспитателем на прогулку, и Эммануил рассматривал дождевых червей, жуков, стрекоз. С поздней осени по позднюю весну Эммануил обычно заболевал, так как насекомых не было, и прогулка была мучительным бессмыслием.

Однажды после тихого часа пошёл ливень, и воспитательница заставила всех рисовать. Всем выдали лист бумаги и карандаш. Эммануилу достался болотнокоричневый. Он около получаса рассматривал баталию, которую рисовал сосед по столу. На картине пылали немецкие танки, советская авиация наносила массивный бомбовый удар, парашютисты в воздухе стреляли из автоматов по пехоте врага, артиллерия добивала горящие тигры. На советских самолётах красовались звёзды, на немецкой технике кресты. Воспитательница обратила внимание на пустой лист Эммануила и властно приказала, – ну же, рисуй! Эммануил впервые попытался выразить себя на бумаге. Конечно же, он решил срисовать звезду с крыла самолёта на рисунке соседа. Эммануил старался подчинить своей воле карандаш, и сопел, нажимая что есть силы, будто от этого карандаш сделается послушней. Эммануил старался нарисовать звезду до тех пор, пока воспитательница не начала собирать карандаши.

Взглянув на лист Эммануила, она презрительно заключила, – это всё что ты смог? – как гром среди ясного неба, голос поразил Эммануила в самое сердце. До 36 лет он никогда (!) не попытается больше хоть что-нибудь нарисовать.

В сознании трёхлетнего Эммануила возникло одно недоразумение. Он насмотрелся фильмов про советскую армию, которая всех победит. А бабушка, чтоб ему зимой не надуло ушки, и чтоб внук согласился надеть её шапку на себя без капризов, связала ему будёновку (!). Всё бы ничего, да ведь дотошный он ребёнок был, начал требовать красную звезду на будёновку. Ну, где её взять? Никто не помог бы, но пошли они с отцом в магазин «Сувениры». И вот за копейки Эммануил упросил купить отца Октябрятскую звёздочку. Отец подвоха не заметил. Выбрав момент, когда он был занят по хозяйству, сын вытащил из инструментов напильник и быстро сточил лицо неизвестного ему тогда золотоволосого кудрявого мальчишки. Убрал опилки, спрятал напильник. Взял мамин лак для ногтей и стал замазывать след от «вождя», но лак не сильно подходил по цвету… И тут отец застиг его на месте преступления. Эммануила изумили глаза отца, и попытка говорить спокойно. Отец кратко объяснил, что Ульянова-Ленина нельзя уничтожать со звёзд! Эту звёздочку он спрячет сам, чтоб никто не заругал сына, а ему купит новую с кудрявым парнем посредине. Эммануил, естественно, отказался, и ходил в будёновке без звёзды всю зиму.

Когда Эммануила отвели первый раз в первый класс, его негодованию не было конца, он ехал в лифте после первого дня в школе и делился с соседом по подъезду: И зачем это нужно? Только детей мучают, больше туда ни ногой! Соматика пошла вслед намеренью Эммануила, и он проболел три месяца подряд. Однако, его мать ходила в школу и носила ему домашние задания, в результате чего, Эммануила не оставили на второй год. От прописей Эммануила тошнило похлеще, чем от манной каши. На прописной букве «Е» Эммануил сломался, рабочая пропись превратилась разъярёнными движениями рук в пазлы. Благословенна мать Эммануила, подбадривающая его, помогающая делать домашние задания. Вскоре Эммануил усвоил, что школа – неизбежность – и как бы он ни относился к ней, ему придётся отсидеть в этой тюрьме десятку. Каждое утро, вставая, Эммануил восклицал: Опять я здесь? Опять идти в тюрьму! – Ни один предмет не нравился Эммануилу, ни в чём он не увидел даже малейшего смысла, но в «тюрьме» заставляли учиться, таковы были правила. Приходилось играть роль заинтересованности. Эммануил садился на первую парту и расфокусировав сознание, делал умное лицо. Учителя за эту игру ставили ему положительные оценки. Родители почему-то были в сговоре с надзирателями «тюрьмы» (учителями), они поставили Эммануилу условие: пока не выучишь уроки, на улицу ни-ни. Приходилось закрываться на часы в своей комнате, обложившись учебниками. При этом в учебники Эммануил не смотрел, он сидел, устремив взор меж дырочек тюли и то фокусировал, то расфокусировал взгляд. Так день за днём, час за часом. И дома и в школе единственной возможностью Эммануила сбежать из этого ада была – шизофрения – он надевал на себя маску ученика, а сам выключал сознание, не думая ни о чём. Ура! Десятку отмотал!!! Свобода!

Рано радовался Эммануил, его ждала ещё большая тюрьма, чем школа – жизнь.

21 сентября

Я только вошёл в этот мир,а меня уже сузили до имени,пола, национальности.Затем меня воспитывали родители,родственники, воспитатели,учителя, начальство, друзья, –вырабатывая нужные качества,удобные кому-то модели поведения,сформировали извне моё мировоззрение,мою религию.И теперь эту вымышленную личностья принимаю за себя.Самое время распять это эго,дабы воскрес подлинный я.