Записки натуралиста
Шрифт:
На 1950 г. нам дали три вакансии для аспирантов. Вскоре станция приняла первых аспирантов: ихтиолога Ю. Г. Алеева, зоолога-бентониста М. И. Киселеву и микробиолога М. Н. Лебедеву. Представляя Совету станции Марту Киселеву и Майю Лебедеву, я сказал, что «на станции запахло весной и мы надеемся вскоре увидеть цветы и плоды». В этом я не ошибся. Это был очень удачный прием аспирантов. Не говоря о том, что все трое представили диссертации в срок (а Ю. Г. Алеев даже на год раньше), все они быстро вошли в состав основных работников станции и создали хорошие лаборатории, а позже отделы института, которыми успешно руководили.
Ю. Г. Алеев до аспирантуры работал два года в Институте рыбного хозяйства (Керчь). Его диссертация была посвящена черноморской ставриде, которая в то время вызвала чрезвычайный интерес.
Дело в том, что кроме обычной ставриды, достигающей
Уже было высказано несколько гипотез, но углубленного исследования никто не проводил. Прежде всего, для порядка нужно было проверить, к каким видам относятся обычная и крупная черноморские ставриды. На протяжении ста лет все ученые относили их к виду Trachurus trachurus, самому распространенному виду ставрид, обитающему чуть не по всему земному шару. Но неожиданно оказалось, что это другой вид: так называемая средиземноморская ставрида, но в некоторых признаках несколько изменившаяся в условиях Черного моря.
Ю. Г. Алеев открыл любопытную географическую закономерность в изменениях размеров рыб в разных морских водоемах. Многие черноморские рыбы мельче своих одноименных средиземноморских собратьев. Раньше это объясняли «низкой кормностью Черного моря». Но наши работы показали: и планктон, и бентос в Черном море обильнее, чем в Средиземном. Алеев установил, что в Черном море мельчают те виды рыб, которые перестают питаться в условиях зимнего понижения температуры воды. В Средиземном море, где зима гораздо теплее, рыбы или продолжают кормиться, или перестают, но на небольшой срок. Подобный факт во многом подтверждает поведение черноморских кефалей, переселенных в Каспийское море. На зиму они уходят к южным берегам, где в это время значительно теплее, и там питаются и растут круглый год, достигая значительно большей величины, чем в Черном море.
Итак, обычная черноморская ставрида — это измельчавшая вследствие зимних голодовок средиземноморская ставрида. Что же касается крупной ставриды, то вероятнее всего, она потомство представителей какого-то значительного стада, проникшего единовременно через Босфор в Черное море. Здесь, у южных берегов в момент проникновения и в ближайшие годы стадо столкнулось с благоприятными условиями, в частности с обильной пищей в виде мелких пелагических рыб, и дало вспышку развития. Не выловленное за годы войны, оно в дальнейшем постепенно мельчало. Часть этого стада попала в сети, часть вымерла, а потомство превратилось в знакомую нам черноморскую измельчавшую ставриду.
Аналогичный пример кратковременной вспышки развития мы видели в случае с проникновением в Черное море дальневосточного хищного моллюска рапаны. Он был завезен оттуда в Новороссийскую бухту в предвоенные годы. В дальнейшем моллюск размножился и распространился по Черному морю, истребляя устриц и мидий. Размеры моллюска достигли 15 см. Но постепенно он стал мельчать и теперь такие экземпляры очень редки.
После защиты отличной диссертации Ю. Г. Алеев развил энергичную деятельность в экспериментальном изучении функциональной морфологии рыб. Иначе говоря, он искал закономерности их внешнего строения, связанные с образом жизни каждой систематической группы. Алеев использовал результаты биофизических исследований, проводившихся с 1934 г. В. В. Шулейкиным с сотрудниками на Черноморской гидрофизической станции АН СССР (Кацивели). В ходе этих работ были проанализированы особенности движения различных рыб и дельфинов, а также доказано, что последние движутся в водной среде благодаря тому, что по их телу пробегает волна поперечных колебаний (от головы к хвосту) со скоростью, превышающей скорость поступательного движения животного. Кроме того, Шулейкин и его сотрудники нашли (теоретически) связь между размерами тела рыбы дельфина (или кита) и максимальной скоростью их движения. Эти исследования выявили
Сто лет тому назад Э. Геккель ввел термин «нектон». С тех пор во всех руководствах по гидробиологии и общей экологии повторялось, что водное население состоит из планктона, бентоса и нектона. Но если первые две группы подвергались глубокому и разнообразному изучению, то «нектон», как совокупность организмов с присущими им характерными признаками и прежде всего способностью к самостоятельному плаванию, по существу планомерно не исследовался. Забегая вперед, хочется отметить последовательный путь молодого ученого, взявшего прямо с аспирантуры правильный старт специализации. Организованный Ю. Г. Алеевым отдел нектона занял важное место в общей системе работ нашего коллектива. Сотрудники отдела достигли серьезных результатов теоретического и практического значения, подойдя вплотную к решению ответственных задач бионики — науки об использовании в технике данных о строении организмов.
М. И. Киселева вела кропотливые исследования природы личинок черноморских многощетинковых червей. Изучение биологии планктонных личинок донных животных — важная задача морской гидробиологии: от судьбы личинок и их метаморфозы зависит возобновление поколений взрослых стадий организмов. Начав с изучения яиц и личинок рыб, наша станция на протяжении ряда лет последовательно развивала исследование личинок беспозвоночных животных — ракообразных, червей, моллюсков, т. е. основных обитателей моря, образующих его донные биоценозы и служащих пищей рыбам. Трудность таких работ заключается в том, что многие личинки — довольно нежные и требовательные существа, и для их выращивания нужно суметь подобрать соответствующие условия. Никогда нельзя сказать заранее, удастся это или нет.
Предлагая такую «ненадежную» тему аспиранту, мы исходили из убеждения, что задача аспирантуры заключается не в том, чтобы побыстрее и без больших хлопот получить кандидатскую степень, а в том, чтобы основательно овладеть исследовательскими навыками, выработать настойчивость в преодолении трудностей, научиться находить самостоятельно пути решения поставленной задачи и при этом выполнить полноценную научную работу, действительно нужную в общем плане исследований коллектива.
Как часто приходится видеть, что тема аспиранту дается наверняка «диссертабельная»: для ее выполнения необходимо только провести определенное количество анализов или наблюдений по трафаретным рецептам. И нередко после такой «надежной» диссертации новоиспеченный кандидат наук оказывается беспомощным в дальнейшей самостоятельной деятельности и десятилетиями топчется на одном месте, около привычного круга методик и фактов. Такая подготовка молодых кадров нас не устраивала. Нам нужно было обеспечить будущее станции, воспитав активных и инициативных деятелей науки. И во многом нам это удалось, хотя кое-кто из аспирантов, конечно, и отсеялся.
М. И. Киселева имела хорошую морскую подготовку — она еще студенткой работала в Зоологическом институте, участвовала в ряде экспедиций на дальневосточных морях и умела обращаться с орудиями лова, знала руководящие формы донных биоценозов, занималась систематикой многощетинковых червей. Эта подготовка пригодилась ей в дальнейшей работе. Но сейчас она начинала экспериментальную работу с живыми организмами, в чем личного опыта у нее еще не было.
В работах такого рода заключался очень большой смысл. Ведь морская гидробиология за последние десятилетия в значительной степени развивалась как описательная наука: добытые в экспедициях материалы изучались лишь в виде «зафиксированных» в формалине или спирте мертвых организмов. Пришло время, когда потребовалось перейти к изучению непосредственной жизнедеятельности организмов. Конечно, с живыми организмами всегда работали физиологи. Но они интересовались преимущественно функциями отдельных органов или систем, а нам нужно было подойти к организму как к целому, изучить, сообразуясь с его отношениями со средой и в совокупности с другими организмами, с его ролью в сообществах и в водоеме вообще. Мы поставили задачу максимальной «биологизации» гидробиологии, и для этого требовалось широкое внедрение экспериментальных методов.