Записки офицера-пограничника
Шрифт:
Таким образом, моя мама была в служанках в учителей три года до тех пор, пока не познакомилась и не вышла замуж за моего отца, в 1932 году.
Вышла замуж и, конечно, возник вопрос с устройством на работу. И тут возникли трудности. Дело в том, что в сельсовете, в Лиховке, маме выдали документ, вместо паспорта (тогда в селах паспортов не выдавали), - справку с места жительства, в которой было указано "Дочь кулацкого прихвостня". И куда бы она ни являлась, в какую бы организацию ни пыталась устроиться на работу, - ей везде отказывали.
Отец работал на заводе
А что же было с родителями моей мамы в начале 1933 года?
Ее отца, моего деда, признали кулаком (кулацким прихвостнем), и, как в то время делали совдепы, отобрали лошадей, всю худобу, рабочий скот (волов), сельско-хозяйственный инвентарь, собранный урожай, пожитки и выгнали из дому. Хату продали с молотка.
Лишенные средств существования, ее родители, бездомные и голодные, находились возле клуни несколько недель, пока и не померли с голоду. Где они захоронены? Так никто не знает до сих пор.
Мои родители, после женитьбы, прожили вместе полгода, наступил голодный 1933 год. Где-то в мае месяце отцу пришла повестка на прохождение службы в армии. В то время служба в армии представляла - прохождение обучения на 3-х месячных военных сборах, в лагерях, - один раз в год. Направили отца на сборы в военные лагеря под г. Павлоград.
А как же мама?
Накануне отец ходил к директору завода и просил, чтобы маму, на период его отсутствия, приняли на работу в заводскую столовую. Директор пообещал принять и сказал: "Пусть в понедельник выходит".
Отец рано утром, в мае месяце, в назначенный понедельник, уезжает в военные лагеря для прохождения службы, а мама выходит на работу в столовую, предупредив заведующую о решении директора, и приступает к работе: помогает поварам, возится с горячими кастрюлями у плиты, моет посуду. Где-то к обеду, в тот же день, зашел в столовую директор завода и, увидев маму, сказал:
– А вы, что здесь делаете?
– Вы же сказали моему мужу, чтобы я выходила на работу, - ответила мама. Директор сказал:
– Я вашему мужу этого не говорил и не обещал, так что больше не выходите на работу.
Мама нам, малым детям, говорила: "Я держала в руках кастрюлю с горячим борщом, и как услышала эти слова директора, так выронила из рук эту кастрюлю и в беспамятстве свалилась с ног, хорошо, что не обожглась".
– Сижу дома на квартире во времянке, - говорила мама, - доедаю последние продукты. Прошло несколько дней, сижу голодаю, опухла, еле двигаюсь. Думаю, что же мне делать?
– ведь помру же с голоду. И решилась, будь что будет, - пойду к старшему брату мужа, Ивану. Как-то меня примут?
Брат моего отца, Иван, по рассказам отца, в то время в г. Днепропетровске занимал важную должность - начальника боевой подготовки областного управления НКВД. Он был грамотным человеком, - до армии закончил 7 классов и работал начальником почты. Потом его призвали в армию, закончил офицерскую школу, служил в одной из воинских частей, а оттуда - перевели заниматься боевой подготовкой в НКВД.
Вот и пошла мама к ним спасаться от голодной
– Нашла их дом, квартиру, стучу в двери, открывает двери Иван, говорю: "Николай уехал в лагеря на 3 месяца для прохождения военной службы, меня на работу не принимают, не знаю, что мне делать, пришла искать спасения у вас, если вы не откажете?". Пропустил он меня в квартиру, а там полно его родни: жена Оля, двое маленьких сыновей, младшая его сестра - Нина, его мама - моя свекровь. Накормили меня немного отварной картошкой с селедкой. Иван сказал, что не жалко еды, но после длительного голодания, опасно сразу наедаться.
Благодаря им мама выжила и дождалась прибытия моего отца со службы.
После прибытия отца со службы в армии, мои родители стали жить в отдельной старенькой хате - времянке. После они купили себе хату, не дорого, там же в Диевке - пригород г. Днепропетровска. Отец продолжал работать на заводе им. Петровского, а маму, наконец-то, в начале 1934 г. приняли на работу в стройуправление на стройку - разнорабочим. Вот она и участвовала в строительстве ДИИТА (Днепропетровского института инженеров железнодорожного транспорта). Разнорабочие колотили раствор, "козлами" на спине носили кирпич, подавали его каменщикам, чистили территорию, копали траншеи и другие работы. Работали, в основном, за еду, - а давали в то время одну похлебку.
Однажды летом, в одно из воскресений вечером, в1934 г. к родителям приехал в гости старший брат отца - Родион.
Посидели вечером все вместе допоздна. Родион сказал, что у него в городе дела и что он, во вторник, уедет. В понедельник, вечером, отец ушел на работу в ночную смену, а мама осталась с Родионом дома.
– Подошел вечер, укладываемся отдыхать, - говорит мама.
– Родиону я предложила отдыхать на высоком деревянном диване, сама пошла, в другую комнату, - на кровать. Смотрю: Родион, не снимая покрывала, не раздеваясь, и, не снимая обуви, - улегся на диван. Я спросила: Родион, а чего ты обувь даже ни снимаешь?
– А мне надо рано вставать и чтобы не стучать да тебя не разбудить, - ответил он, - я поэтому не раздеваюсь.
– Лежу, не сплю, мне страшно, впервые он к нам приехал, раньше я его видела с женой один только раз у Ивана - брата Николая, - говорила мама.
Под деревянным диваном, на который лег спать Родион, стоял сундук с мамиными новыми одеждами - там было несколько больших платков, платья, пальто, новые туфли и другие одежды.
– И вот лежу, не сплю, слышу что-то скрипнуло, - говорила мама.
– Через некоторое время я встала, зажгла лампу, пошла с ней в коридор, а с коридора мне показалось, что мой сундучок как будто немного выдвинут из-под дивана. Пошла в комнату, легла, лежу не сплю, слышу опять что-то скрипнуло. Где-то через пару часов опять я пошла в коридор, смотрю, а мой сундучок еще больше выдвинут и сама не пойму: как будто он был дальше под диваном. Под утро я уснула, проснулась, - уже на улице светло; встала, оделась, вышла с комнаты, смотрю - Родиона нет, глядь под диван - сундучка с вещами моего тоже нет, - поведала нам мама.