Записки офицера «СМЕРШа»
Шрифт:
Он находил время и возможность поговорить с каждым офицером, расспросить о семье, о том, какую помощь оказывают они своим семьям, где и какое получили военное образование, где и как воевали, за что получили награды.
В эти дни и я сделал попытку поговорить с новым командиром. Но разговор не получился. Еще когда меня ему представил замполит, я был удивлен произнесенной сквозь зубы фразой: «Очень приятно!»
Тон явно не соответствовал содержанию. Больше ничего сказано не было. Тем же закончилась и вторая попытка. Я, признаться, не мог понять, почему командир с какой-то подозрительностью, предвзятостью отнесся ко мне. Это было неприятно.
Так или нет, но реакция майора Симбуховского оставалась неясной. Уж кто-кто, а такой офицер, да еще окончивший академию, должен был понимать необходимость работников таких служб. Причину достаточно открыто высказанной неприязни я понял, но об этом потом.
Через несколько дней полк получил приказ опять перейти в наступление и занять несколько сел, имевших большое'тактическое значение в дальнейшем продвижении в Белоруссию, но и на этот раз взять с ходу эти села не удалось. Бои затянулись. Я был на командном пункте полка. Из третьего эскадрона, которым командовал капитан Быстревский, сообщили о большом количестве раненых. Эвакуация их из боевых порядков была невозможной. Противник блокировал все подходы.
— Вызвать фельдшера ко мне! — приказал Симбуховский.
— Товарищ майор, старший лейтенант медслужбы Аронов по вашему приказанию прибыл.
— Так вот, старший лейтенант, в третьем эскадроне много раненых. Сам Быстревский эвакуировать их не может. Так, по крайней мере, доложил. Придется вам. Пробирайтесь в эскадрон, окажите помощь на месте, а кого необходимо, как только сможете, эвакуируйте. Где эскадрон и как туда добираться, вам по карте покажут.
Помначальника штаба — ПНШ-2 Зотов, уже капитан, подошел с картой. Я заглянул через плечо. Указав карандашом точку на краю леса, он произнес только одно слово: «Тут». — «А немцы?» — спросил Аронов.
Зотов обвел точку кругом. «Что, эскадрон в окружении?» Это со всей очевидностью явствовало из неровной окружности вокруг точки.
— Доложите об эвакуации раненых через два часа. Ясно? — резко произнес Симбуховский.
Аронов понял, что выполнить этот приказ если и возможно, то настолько непросто, что тех двух часов… Но приказ есть приказ.
Потом я узнал, что больше часа кружили Аронов с ординарцем по лесу. Темень. Дождь: Ориентировались лишь по стрельбе, по звукам отличая, где наши пулеметы, где немецкие. Пробраться в третий эскадрон не удалось, всюду натыкались на противника. Вернулись.
Симбуховский, узнав, что Аронов вернулся, не выполнив приказа, сквозь зубы произнес: «Кавалер двух боевых орденов, а задание не выполнил?» — словно плеткой хлестнул. Аронов молча повернулся и вышел из штабной палатки. Я вышел вслед за ним.
— Не знаю, что будет, но я пойду снова. Люди там раненые…
— Будь осторожен, ради бога. Документы с тобой? — спросил я.
— Со мной.
— Дай мне. Мало ли что может случиться. Сам знаешь.
— Нет, не дам. Что бы ни случилось — живым в руки немцам не попаду. Будь покоен. Жди. Вернусь.
Часа два они ползали по лесу, но наконец по какому-то овражку проползли под носом
Дежурный офицер шепотом остановил его:
— Тише, командир только прилег. Двое суток без сна…
Но тут же раздался голос Симбуховского: «Нет-нет, я не сплю, докладывайте». Аронов доложил. Командир полка встал, подошел, крепко пожал руку: «Молодец! Можете идти».
Аронов мне сказал, что первая попытка пробраться к эскадрону Быстревского не удалась из-за того, что Зотов неточно указал по карте место его расположения.
Бои, атаки, наступления, марши сменялись кратковременными передышками. В полку все больше и больше узнавали своего нового командира, все больше и больше убеждались в том, насколько повезло полку с его приходом. Его отношение к людям, и рядовым и офицерам, породило огромное уважение к нему и как к командиру, и как к человеку. О полке стали говорить и в дивизии и в корпусе! Приводили его в пример другим полкам, ставили перед полком боевые задачи на наиболее трудных и ответственных направлениях. Командир полка на марше все время был в седле, а не в бричке или санках, как некоторые до него. Он был то в голове колонны со штабом, то в том или другом эскадроне или батарее, то останавливался и, пропуская идущие подразделения, оглядывал строй казаков.
В начале октября дивизия получила приказ маршем выйти к деревне Ленино и сосредоточиться там для взаимодействия с 1-й польской дивизией имени Тадеуша Костюшко.
Нам была оказана честь идти головной колонной. Дивизия шла за нами! А это ответственная задача Может быть, новый командир дивизии, а после смерти генерала Суржикова дивизией стал командовать генерал-майор Павлов, решил устроить этим некий экзамен нашему новому командиру полка? Кто знает? Но так или иначе, мы шли в голове.
Польская дивизия должна была прорвать оборону противника, а ворвавшиеся в прорыв казачьи полки громить противника, сея панику и истребляя оставшиеся части до подхода основных сил армии.
Этот план был тщательно разработан в Генеральном штабе и имел помимо военного и политическое значение. Говорили, что тот бой будет первым боем польской дивизии, сформированной в СССР. Граница с Польшей была уже недалеко.
Но это, очевидно, понимал и противник. Его командование подтянуло из глубины фронта пехоту, артиллерию, танки, большое количество авиации. Немецкие самолеты буквально висели над позициями польских полков, одни их группы тут же сменялись другими.
Особенно ожесточенные бои разгорелись 12 и 13 октября у села Тригубово. Части польской дивизии во взаимодействии с нашими войсками вклинились в оборону противника и, отбив все контратаки, удерживали занятые позиции. Несмотря на героизм польских и советских солдат, прорвать оборону немцев не удалось.
Не полужив возможности использовать прорыв для ввода нашего кавалерийского корпуса в тыл противника, командование армии решило бросить корпус в- глубокий фланговый обход через Белорусское Полесье и Варненские леса к городам Ровно, Луцку, Ковелю.