Записки охотницы
Шрифт:
– Какого чёрта? Что ты тут делаешь?!
– Ну… в гости пришел.
Тугодумно моргаю.
– Четвертый этаж.
– Тут пожарная лестница, – Дима даже ткнул пальцем.
Пожарная лестница? Недоверчиво подхожу к окну и высовываю голову. Внутренний двор, окольцованный стенами и окнами жилых квартир. Подъезды, широкая проезжая арка внизу. И в самом деле, слева вон она: повидавшая виды, но вполне рабочая. Буквально возле моего окна, нужно только дотянуться.
– И, правда, лестница… – это я убеждаю саму себя? Потому
– Ты что, не знала? – смеется Данилов.
– Если честно… Неважно, – только отмахнуться и остается. – Как узнал, где я живу?
– Выцыганил у брата имя. Остальное дело времени, – молодой человек выуживает белоснежную розу, прятавшуюся у его ноги (опять же, где были мои глаза?), и протягивает мне. – Значит, Варвара. Приятно познакомиться, Варвара-краса.
Удивленно принимаю цветок. Одинокая роза? Миленько. А он романтик. Только какой-то совершенно безбашенный. Брат богатейшего человека в городе лазает по чужим окнам… а если журналисты пронюхают? Тогда же не миновать оглушительного цунами. Только вот ему похоже плевать. Сидит спокойненько, улыбается и ждет, что… пока я что-то отвечу, да? Ммм…
– На будущее: у квартир есть двери.
Браво, Варвара. Умнее ведь ничего нельзя придумать. Однако Дима согласно кивает.
– Знаю, я звонил. Но ты не ответила.
Конечно, не ответила – звонок месяца три как сломан.
– Что со щекой?
Невольно касаюсь заживающего пореза.
– Да, так… Поцарапалась.
Не стану же я говорить, что после тренировки умудрилась сцепиться на улице с примерзкой банши, любительницей плеваться отравленными иглами. Со способностями Евы проникать через мороки, это теперь как нефиг делать. Я, откровенно говоря, и не думала, что в Петербурге сто-о-о-олько нечисти. Большинство, конечно, вполне безобидные, но есть и такие особи…
– Бывает, – согласно кивает Дима. – Я вот постоянно налетаю на дверные косяки. Не везет, наверное.
Какой-то совершенно нелепый разговор. Забираю у него нож и возвращаюсь к недорезанным овощам.
– Ответа я не услышала: что ты тут забыл?
– Да ничего, решил заглянуть. Привет сказать.
Нож замирает над многострадальным огурцом. Медленно оборачиваюсь.
– Сказал? Теперь проваливай.
– Эй, зачем так грубо-то?
– Ты верно подметил: не люблю незваных гостей.
– Что, даже чаем не напоишь? Тут так вкусно пахнет, а я голодный.
Голодный? Это братец-то миллиардера голодный? Сомневаюсь.
– Катись отсюда, – угрожающе стискиваю нож. – Или в следующий раз не промахнусь.
– Не надо, я очень нежный. С детства боюсь острых предметов, – миролюбиво всплеснул руками Данилов, соскакивая с подоконника. – Ты не против, если в этот раз я воспользуюсь дверью? Все ладони счесал о ржавчину.
– Стоять! – угрожающе тыкаю в его сторону острием. – Уйдешь так же, как и пришел.
Молодой
– Серьезно? Милосердие – добродетель, никогда не слышала?
– Сам виноват. До свидания.
Ну уж нет, буду непреклонна! Нельзя давать слабины, а то потом сядут на шею и свесят немытые ножки. Что это за рыцарские замашки, тайком лазить по чужим окнам? Не надо мне такого. Теперь что, придется закрываться на все замки и помирать от жары?
А тут еще и слышится домофонный писк.
– Ева идет, – вслух ни к кому не обращаясь, говорю я.
– Ева? – непонимающе вскинул бровь Дима.
Собирать на своей кухне ораву гостей в мои планы точно не входит. Еще не оберешься ненужных разговоров, а новая соседка, в меру своего «затянувшегося переходного» возраста, ой как любит уколоть острым язычком. И главное, не сделаешь ей ничего. Хитрюга.
– Так, топай уже давай, а, – чуть ли не вою я, требовательно округляя глаза.
Поняв, что спорить бесполезно, и никто не станет с ним откровенничать, Диме ничего не остается как вернуться к исходной точке. Уже перекинув ноги через подоконник, он напоследок оборачивается.
– Еще увидимся, – и ловко спрыгнув, сигает вниз.
И не подумаю проверять: жив или нет. Истеричных воплей соседей, как и сработавшей сигнализации от прилетевшей тушки на крыши расположенных под окнами машин нет, так что, скорее всего, уцелел.
Из коридора доносится скрежет, следом шаги и бренчание ключей. Возвращаюсь к разделочной доске. Сама невинность.
– Тут тебе подарок. Под дверью бросили… – Ева заходит на кухню, держа в руках огромный букет белых роз. Видимо из той же компании, что и одинокий цветочек, оставшийся лежать на столе. Вот же блин, забыла про него.
Поджимаю губы и чувствую, как краснею.
– Положи… куда-нибудь.
– И давно у тебя объявился тайный воздыхатель? – ехидно смотрит на меня девчонка.
– Не поверишь: только что.
– Ну-ну… – взгляд Евы многозначительно скользит по одинокой розе. – Готова к тренировке?
Обреченно скулю. Только это и остается.
– Ты серьезно? Прямо сейчас?
– Смерть не назначает точного часа.
Знакомые слова, я уже слышала что-то подобное. Очень-очень давно.
– Может, сначала поужинаем?
Надежда умирает последней, верно? Но нет, Ева настойчиво стучит пальцами по столешнице.
– Не будь тряпкой и не позорь имя валькирии. У тебя пять минут. Жду в коридоре.
– Маленькая диктаторша! – фыркаю ей в спину, хотя разумом прекрасно понимаю, что она права. Долой лень, усталость и боль. Никаких долгих раскачек. Это запрещено. Секунда дозволенной слабости и ты мертв.
Разочарованно выключаю плиту и иду в комнату, но замираю в прихожей.
– А это что? – кричу я, замечая на комоде у высокого зеркала запечатанный конверт без адреса и марки.