Записки от скуки
Шрифт:
Говорить нина неверно.
Пожалуй, нехорошо, когда вместо «прикреплять на воротах табличку» говорят «прибивать». Чиновник второго ранга – дюнах Кадэнокодзи говорил: «Прикреплять табличку».
Нехорошо также, пожалуй, когда говорят «сколотить помост» для зрелищ. Обычно скажут «сколотить навес», а о помосте следует говорить: «устроить помост».
Плохо также звучит «жечь тома». Лучше сказать «заняться гома» или «совершать гома».
– Неправильно в слове гёбо слог бо произносить глу-хо, как хо. Он произносится
В обыденной речи такого рода ошибок встречается много.
CLVI
Одни говорят, что цветение вишен начинается через сто пятьдесят дней после зимнего солнцестояния, другие – на седьмой день после весеннего равноденствия, однако большей частью оно падает ровно на семьдесят пятый день от начала весны.
Монах-служка при храме Повсюду Сияющего долгое время подкармливал на пруду диких гусей. Однажды, насыпав приманки до внутренних помещений пагоды, он открыл одну из ее дверей и, после того как туда набралось несчетное множество птиц, вошел к ним сам, притворил дверь и бросился ловить и умерщвлять их.
Страшный гвалт, поднятый гусями, услышал мальчик, косивший поблизости траву. Он сообщил об этом людям, и, когда из деревни прибежали и ворвались в пагоду крестьяне, они увидели, что в самую гущу отчаянно хлопавших крыльями больших гусей затесался молодой монах, который хватал их и откручивал им головы.
Монаха этого схватили и прямо с места отправили в сыскной департамент. Там его бросили в тюрьму, приказав повесить себе на шею всех убитых им птиц.
Это было во времена, когда управляющим департаментом был Мототоси-дайнагон.
Вопрос о том, писать ли иероглиф тай из сочетания тайсё с точкой или без точки, явился как-то предметом спора между чиновниками из ведомства Темного и Светлого начал. Монах, в миру Моритика, сказал тогда:
– У канцлера Коноэ б имеются записки, начертанные на обратной стороне гадательного текста кистью самого Ёси-хира. Там этот знак написан с точкой.
Встретившись друг с другом, люди не молчат ни минуты, непременно находят слова. Но если послушаешь их разговоры – большей частью это бесполезная болтовня. Мирские пересуды, похвалы и хула ближнего – и себе и другому приносят много вреда, мало толку. Когда двое болтают вот так, ни тот, ни другой в душе своей не подозревают, что это занятие никчемное.
Неприятно, когда жители восточных провинций смешиваются со столичными, когда столичные жители отправляются в восточные провинции делать карьеру и еще когда служители Ясного и Тайного учений, расставшись с исконными храмами, исконными горами, отступают от своих обычаев и смешиваются с мирянами.
Когда я наблюдаю дела, которыми поглощены люди, они напоминают мне статую Будды, вылепленную весенним днем из снега, для которой изготавливают украшения
Человеку кажется, что он живет, между тем как жизнь его, подобно снегу, тает у самого своего основания, а человек
еще ждет успеха,- и так бывает очень часто.
CLXII
По-моему, это очень плохо, хотя обычно так оно и бывает, что человек, посвятивший себя какому-то определенному виду занятий, наблюдая результаты мастерства в чужой ему области, говорит или думает про себя: «О, если бы это было моей стезей, я б не стал смотреть на это вот так, со стороны!» Если ты с завистью думаешь о неведомом поприще, лучше всего сказать: «Ах, как завидно! И почему я не обучился этому?»
Тот, кто спорит с другими, выставляя напоказ свой ум, подобен рогатому животному, что угрожающе наклоняет рога, и клыкастому хищнику, что обнажает стиснутые клыки. Для человека же добродетелью является не чваниться достоинствами и ни с кем не вздорить. Обладать чем-нибудь, дающим превосходство над другими,- большой порок. Человек, считающий, то он выделяется среди других тем, что высокороден, или тем, что превосходит их талантами, или тем, что славен предками,- даже если он никогда не говорит об этом вслух, – в душе совершает большую провинность. Нужно следить за собой и забыть об этом. Из-за одной лишь спеси люди часто выглядят дураками, подвергаются поношениям, вовлекаются в беду.
Тот, кто действительно, хотя бы на одном поприще, продвинулся вперед, сам ясно представляет свои недостатки и потому, не чувствуя, как правило, в душе удовлетворения, никогда и никому не станет хвастаться.
Когда человек преклонного возраста в какой-нибудь области обладает выдающимися талантами, то в том лишь случае можно считать, что он не зря прожил долгую жизнь, если о нем говорят: «У кого же мы будем спрашивать, когда этого человека не станет?»
Но пусть даже это и так, все-таки и он, не имеющий изъянов, кажется глупым, потому что истратил всю свою жизнь на одно-единственное дело. Лучше, когда он говорит: «Что-то я уже позабыл это».
По большей части бывает так: если человек знает много, но без меры болтает об этом, люди считают, что, пожалуй, за ним особых талантов и не водится. Да и сам он не может не допустить ошибки. А о том, кто говорит: «Я в этом не вполне разбираюсь», всегда думают, что в действительности-то он выдающийся мастер своего дела.
Тем более очень горько слушать, как человек, по положению и возрасту своему не допускающий возражения, с видом знатока говорит о неведомых ему самому ветцах. Невольно думаешь: «Но ведь это же не так!»
CLXIV
– «Такая-то церемония» – подобных слов до времени августейшего правления императора Госага не произносили. Так стали говорить уже в последнее время,- сказал мне один человек.
Однако Укё, дама из свиты монахини-императрицы Кэнрэй, вспоминая о том, как после восшествия на престол императора Готоба она вновь поселилась во дворце, писала: «И хотя ничто не изменилось в церемониях, принятых в свете…»