Записки озабоченного
Шрифт:
Водитель моей машины, глядя на грязных оборванок, копающихся в свежем, привезенном нами мусоре, смеялся:
– Они еще и другим зарабатывают. Нам свои прелести предлагают. Кто за бутылку. А кто вообще за стакан. Но от них так воняет. Их только такие же помоечники и трахают…
Я смотрел на этих полуразложившихся женщин и молил бога, чтобы никто из них не вздумал подойти с предложением. И так с трудом сдерживал тошноту – запах, какой же здесь запах…
Информации у меня набралось достаточно. И про то, как собираются деньги с граждан на
Когда мы уезжали с помойки, одна из девиц (или теток, или бабок?) распрямилась и сделала нам ручкой. Неприлично.
В пятницу я отсыпался. И пытался что-нибудь набросать для материала. Но дело двигалось с трудом, то ли оттого, что спал не в обычное время. Или потому, что постоянно принюхивался к себе. Мне все время казалось, что пропитался помоечным запахом насквозь. Уж я и кис в ванной, и под душем мочалкой терся до красноты. И одеколона на себя перевел немеренно. А все казалось, что Мерилин недовольна моим ароматом. Смотрит на меня с портрета раздраженно. Я на нее марлечку накинул. Вместо повязки или респиратора. Завтра выветрюсь окончательно и сниму.
Суббота. По графику у нас Ольга. Обнюхал себя и удовлетворенно снял марлю с Мерилин. Она одобрила.
Ольга была немного старше меня. (Я как-то забыл в письме поинтересоваться ее возрастом, но теперь это было неважно). Она жила с родителями и младшим братом. Потому привела меня на квартиру своей тетки, которая уехала к каким-то другим родственникам на пару дней.
Женщиной она оказалась из себя ничего: при бедрах и приличной грудинке. Но прежде, чем допустить до тела, извела разговорами о каких-то высших силах, тайных знаках:
– Понимаешь, возможно, именно сегодня Он вместе с тобой войдет в меня?
Да пусть входит, жалко, что ли. В общем, Ольга верила во всякую мистику. И, что делать, мне пришлось внимать, врубаться в смысл прежде, чем въехать в отлично смазанные врата.
Горело десятка три свечей, бросая блики на стены. На них были расклеены плакаты. С бумаги на нас смотрели какие-то человеко-бесы или бесо-человеки. Где-то скрипнула дверь. По всему телу от пяток до кончика пробежали мурашки. Что я здесь делаю? И сам себе ответил словами Боккаччо: «изгоняю дьявола». Или, наоборот, загоняю?
Ольга что-то шептала. Наверное, «Изыди» или «Прыди». Она была очень серьезной. И до, и во время, и после. Я, кажется, тоже.
Прощаясь, она сказала:
– Странно, но Он не пришел…
Я пожал плечами:
– Может быть, в следующий раз…
Всю дорогу до дома мне казалось, что кто-то идет за мной по пятам. Чуть ли не дышит в шею. Может это Он? Не остался у Ольги. Я что, ему больше приглянулся?
Он, кажется, прошел за мной и сквозь дверь подъезда, и квартиры. Мне это соседство не нравилось. И я врубил на полную мощь свою любимую песню. Мерилин ласкала мой слух:
– I wanna be loved by you, nobody else but you alone…
Когда
– I wanna be loved by you, nobody else but you alone…
Во вторник встретились в метро с Никой. Ни о чем не расспрашивая, она тут же потащила меня к себе. Снимает комнату у какой-то бабки, которая не вылезает из другой своей комнаты в этой же квартире.
В коридоре мощно пахнуло старостью, и я чуть не потерял свой боевой настрой. Ника, правда, быстренько провела меня в свою комнату. Там пахло хорошими духами и вкусным женским телом. И я вдохновился. Обнял ее.
Ника попятилась вместе со мной к окну:
– Посмотри, какие там деревья. На них птицы поют свои песни…
Глянул. Деревья, как деревья, тополя да клены. У Ники ствол, конечно, получше. А птицы обычные: воробьи с воронами.
А она все смотрит туда:
– Утром мы увидим восходящее солнце…
Я вообще-то собирался сегодня вернуться домой. Поработать, если получится, над материалом.
А Ника снова меня тянет. Теперь к столу:
– Садись, мой друг. Сейчас будем пить вино. Где у меня посуда?
Что ж, я не против стаканчика. Осматриваюсь, пока Ника выходит на кухню.
Да, живет скромно, но и не так, что бы бедно. Хороший телевизор и музыкальный центр, у зеркала – приличная парфюмерия. Бутылка, что она выставила на стол, оказалась вполне марочным портвейном.
Ника принесла стаканчики. Я налил.
Пьем медленно. Правда, хорошее вино. А она смотрит, смотрит так на меня:
– Леша, я редко ошибаюсь в людях. Ты действительно тот, кого я искала…
Может быть и так. Но вот только она, похоже, не та, которую искал я. В постели оказалась скучновата, хотя и очень старалась: вздрагивала, вскрикивала и покусывала. Но уж очень это было похоже на имитацию страсти. Передо мной? Или перед собой?
Не знаю, но чем дальше заходило дело, тем больше относился я к Нике с подозрительностью. Что-то в ней было не так.
Потом мы выпили еще. И она дала понять, что наши плотские утехи были для нее шагом к некоему духовному единству:
– Это так важно, что мы нашли друг друга. Теперь мы будем вместе. Ведь мы скрепили наш союз. Леша и Ника…
Ага, вот в чем, кажется, дело.
А она так напирает на меня взглядом, что я как-то неожиданно киваю:
– Да-да…
Ника с облегчением вздыхает, и ее несет дальше:
– Это чудесно, чудесно. Знаешь, как долго я искала, ждала такого, как ты… Я правда люблю тебя. А ты?
Выжимаю:
– Ты красивая…
Я не вру. Она действительно очень привлекательная. Но только теперь я обратил внимание на странный блеск в глазах. Он не похож на обычную реакцию на алкоголь. И я вздрогнул от подозрения.
А ее лицо просто озарилось вдохновением:
– Говори мне, говори…
Но меня-то шиза не посетила. И все, на что я способен, это только повторить: