Записки партизана
Шрифт:
На шоссе заложили три мины. Но четвертая, самая большая, та, которую нужно было заложить у крайнего выступа дороги, далась нелегко. Обливаясь потом, Геня долбил ножом крепкий камень. К нему на помощь пришли братья Мартыненко. Но у Гени уже все было готово. Он отполз в дозор.
Через несколько минут заворчал Дакс. И почти тотчас же раздался треск цикады: Геня предупреждал об опасности.
Это два фашиста, горные егеря, шли по шоссе.
Евгений приказал Недриге и Козмину приготовиться. Остальные отползли в
Повторилось то же, что было у «грибка»: левая рука партизана зажала рот оккупанту, правая вонзила нож. Трупы полетели вниз.
Вся группа, прячась в кустах, быстро поднялась на скалу. С нее днем будут отчетливо видны крутой поворот шоссе, мост, казарма караула…
С рассветом внизу началась суматоха: исчезли часовые. Только на перекладине «грибка» висели их серо-зеленые шинели…
Пропавших искали на шоссе, на склоне обрыва — и, разумеется, не нашли: река уже давно унесла их трупы.
Наконец поиски прекратились. Новые часовые шагали, боязливо оглядываясь по сторонам. Но никому из фашистов не пришло в голову осмотреть мост и дорогу: они были убеждены, что в их горное гнездо не могут пробраться партизаны, да тем более минеры.
Наши ждали. Геня потом рассказывал, что от скуки он повторял алгебраические формулы: я уже замечал, что мальчик скучает по школе…
Но вот из-за поворота на шоссе медленно выползла арба, запряженная парой буйволов. Невозмутимые, равнодушные ко всему на свете, буйволы подходили к месту, где Геня заложил свою мину.
У Гени захватило дыхание: неужели эта проклятая арба раньше времени подорвет его мину? Да ведь на нее ушла добрая половина тола, принесенного всей группой!..
Ох, пронесло!
Так же неторопливо, не обращая внимания на погонщика, что сидел на дышле и бил их длинной хворостиной, буйволы взошли на мост и скрылись за поворотом по ту сторону каменной арки.
Только через два часа на шоссе раздались долгожданные гудки. Колонна грузовых машин, наполненных немецкими горными егерями, появилась за выступом горы.
— Приготовиться! — приказывает Евгений.
Головная машина въехала на мост. Сейчас она взлетит на воздух…
Но машина благополучно прошла над миной.
Будто по команде, партизаны обернулись к Евгению. Он лежал бледный как полотно…
И тут взрыв потряс воздух. Это задний скат головной машины взорвал мину на мосту. Полетели вверх камни свода и парапета моста, егеря, железо, доски кузова. Колонна затормозила, и машины сбились кучей у взорванной арки. И лишь отставшая задняя машина, догоняя своих, все еще спешила к мосту.
На полном ходу она подошла к крутому выступу на шоссе, обогнула его и со страшным грохотом полетела с обрыва. С ней вместе сполз вниз выступ скалы и участок дороги перед ним.
Почти одновременно там, где сгрудились машины, взорвались одна за другой последние три мины. Они сбросили грузовики
Уцелевшие егеря метались по шоссе, пытаясь спастись от партизан в кустах у обрыва. Но партизаны били их на выбор. Егеря падали в пропасть, разбиваясь на острых камнях.
Геня был уже на шоссе. Лежа за камнем, он с малой дистанции расстреливал фашистов. А с вершины скалы длинными очередями били Евгений и Карпов, уничтожая фашистский караул по ту сторону моста.
Через несколько минут все было кончено. Мост взорван. На шоссе обрушился выступ скалы. У моста лежали трупы, исковерканные машины, груды камня.
Евгений подал сигнал отхода: в соседнем селении поднялась тревога, и вдоль по шоссе начал бить фашистский пулемет.
Старой дорогой, через перевалы, через горные кручи, сбивая в кровь ноги на острых скользких камнях, возвращалась в лагерь цепочка минеров-диверсантов. Теперь им было идти легче. А сзади высоко в небо поднимался густой черный дым. Это пастух, приятель Карпова, сдержал свое слово и в суматохе поджег казарму горных егерей и дом коменданта в ауле…
Вернулся с этой операции Женя возбужденный и веселый. Я давно не видел его таким. Обнял меня за плечи и, сияя своими синими глазами, сказал:
— Мечта сбывается, папа. Как хорошо жить, когда чувствуешь, что правда за тобой…
Это было в летнем еще лагере, у горы Стрепет. А наутро Женя заболел: высокая температура, головная боль…
Елена Ивановна заставляла его принимать какие-то порошки. Евфросинья Михайловна хлопотала над обедом.
Евгений сразу осунулся и побледнел. Но удержать его в постели было невозможно.
— Потом отлежусь, мамочка. Сейчас нельзя — время уж очень горячее!.. — Ему нужно было отправить своих разведчиков на новые задания.
Поздно вечером мы собрались всей семьей. Спать не хотелось. Даже больной Евгений вышел послушать тишину ночи.
Лагерь спал. Беззвучно стояли часовые в кустах. Из глубины гор долетали неясные ночные шорохи.
Уже пришел октябрь. Правда, был он в том году теплым и ясным, но от лесов уже веяло увяданием.
Ветер разорвал тучи, прогнал их на запад к морю. Над нами была чистая полоса неба. Она походила на синюю реку, и плыли в ее гладких волнах яркие звезды.
— В такую ночь хочется мечтать, Женя, — тихо проговорил Геня. — Вначале мне казалось, что стыдно мечтать сейчас, когда люди сражаются и умирают. А потом я заметил, что мечтают все: и Геронтий Николаевич, и Мусьяченко, и Сафронов, и даже, знаешь, Кириченко мечтает. И все об одном и том же: как они будут хорошо жить и работать, когда мы победим.
Евгений спросил:
— Это они тебе сами рассказали?
— А как же! — удивился Геня. — Они только не сознаются, что это — мечта.
— Формулы не нашли, — усмехнулся Женя.