Записки педагога: Осовободите слона!
Шрифт:
А мама довольна:
— Неужели они сами слепили этих козликов? Просто не верится! Как живые! Можно оставить это у вас?
Ей, при машине, лень было брать с собой наши достижения. А ведь многие родители возят детей с другого конца города и не оставляют у меня ни пластилина, ни коробок с «готовой продукцией». Они этим дорожат. Не всегда понимая смысл работ, они ценят труд своих детей, они дорожат их любовью к занятиям.
Забитые дети, запущенные дети — это еще не плохие дети. Они-то прекрасно отличают добро от зла, красоту от уродства, любовь от нелюбви,
Маму «вельветовых» мне не изменить. Она человек сложившихся взглядов. А вот детям можно бы помочь. Если только маме в один прекрасный день не придет в голову, что все это ни к чему.
Как это случилось с папой Насти-молчуньи и еще с одним трудновоспитуемым» папой, папой Данека.
А КАКИМ ВЫ БЫЛИ РЕБЕНКОМ?
Данек — красавец: крупные каштановые кудри до плеч, продолговатые карие глаза с длиннющими ресницами. А в глазах этих, под дрожащими ресницами,— мировая тоска.
— А я не умею лепи-ить, а я хочу к папи-и…— повторяет мальчик на каждом занятии. Чем только я его не занимала! И куклы из кукольного театра приходили на помощь, и всяческие фокусы-мокусы с пластилином. Ничего не помогало. На другие занятия он вообще не ходил, а у меня ныл и мешал детям.
Папу Данека беспокоило только одно — его некоммуникабельность.
— А каким вы были ребенком? — спросила я папу.
— И не спрашивайте! Я был жутким занудой. Знаете, как меня в детстве кормили? Мама носила меня на руках по лестнице, а папа шел за нами с ложкой каши наготове. Я открывал рот ровно на десятой ступеньке, и счастливый папа всовывал мне в рот ложку каши. И ничего, вырос. К тому же мы возлагаем большие надежды на женины гены. Она полная противоположность мне, видите, ее сын ноет, а она улыбается.
— Второй ребенок будет похож на вашу жену,— утешила я его.
— Этого я не переживу,— сказал папа Данека, потрепав сына, за подбородок.— Если шесть человек не справляются с одним ребенком…
— Шесть человек?
— Две бабушки, два дедушки и мы с женой,— мрачно ухмыльнулся папа Данека.— Мы так загорелись, узнав о вашей студии, да, видно, зря.
Говорю с папой, а слышу голос сына: тоскливая интонация, внутренняя паника и абсолютное отсутствие терпения.
— Но ведь и месяца не прошло. Многие дети трудно привыкают к новой обстановке…
— Нет. Спасибо вам, но Данека я заберу. Зачем зря мучить мальчика.
Распрощавшись с Данеком и его родителями, я издали наблюдаю, как двое взрослых пытаются одеть одного ребенка. Данек извивается, бьет по высокой тумбе ногами. Родители специально водрузили его туда — там ему трудней увильнуть от
— Не крутись! Ты вспотеешь и простудишься в этой чертовой| школе! — доносится голос Данекиного папы.
И я вдруг испытываю радость оттого, что этого ребенка больше не будет на моих занятиях. Мне искренне хотелось заинтересовать его лепкой, помочь ему обрести хоть малую самостоятельность, часто даже в ущерб другим детям. Это тот случай, когда я оказалась бессильной. Однако это вовсе не означает, что Данек станет копией своего отца. Жизнь иногда вытворяет с нами такие штуки…
УГОЛ ЗРЕНИЯ
— Ты с мотором?
— Да.
— Я тоже с мотором.
(Из разговора в классе)
Увы, мало кто из взрослых с детским мотором, мало кто способен смотреть на мир непредвзятым взглядом. Дети не судят, не выносят никому и ничему приговора. Вся их энергия направлена на познание мира, который для них еще не расчленен. Не расчленено время — оно отсчитывается по событиям.
— У меня бывает день рождения, когда приезжает бабушка.
Многие один день считают за два — до дневного сна и после. У них свое представление о пространстве:
— Рома, надо иметь предел. Космос и то с каким-то пределом.
Они по-своему понимают расстояние:
— Я за один километр сижу. Это близко, к вашему сведению.
— Два километра, у-у-у! Всю ночь идти.
Они думают, что, чем больше ешь, тем больше станешь.
— Был большой, а потом унизился, потому что мало каши ел.
— Если б муравьи все на свете ели, они бы были огромными.
Они надеются на то, что подрастут и смогут летать. Летают же мошки, птицы:
— А я, между прочим, как в школу пойду, так и залетаю.
Они не знают, как рождаются люди:
— Как же ты родилась без мамы? Трудно тебе было?
— Да. Я все сама делала.
Поэтому они равнодушно относятся к смерти, ведь сам цикл жизни, имеющий начало и конец, им неведом:
— А мне весело. Где музыку услышу, туда и бегу смотреть похороны.
Они еще не знают, что слова имеют переносный смысл, и все понимают буквально:
— У меня в книжке написано, что на краю земли находится север. Значит, у земли есть край.
— Ты что, не знаешь, что такое форма? Форма — это пиджак.
Потому-то они с необыкновенной легкостью и непосредственностью сыплют неологизмами, изобретают новые:
— Один раз лепну и больше не буду.
— Сколько нашло муравьев, они все в молоках лазали.
— Я так летела, так летела, только пятна сверкали.
— У нас такой неразборчивый дом, что не поймешь, кто где живет. Вот у нас есть Блинов, он пришел на день рождения, съел варенье, и зуб в варенье упал.
— Я видел на канале следоход.
— Был такой цирковой клоун, что он даже на торкалку лез и с велосипеда падал.