Записки полярника
Шрифт:
— Правильно сделал, что пришел, — выслушав мой рассказ, заключил Визе.
В тот же день моя судьба была решена: я был принят в число зимовщиков в качестве радиомеханика. Пока что других желающих ехать на Землю Франца-Иосифа не было.
Через неделю приехал из Москвы приглашенный в экспедицию радист Эрнст Кренкель. При первом знакомстве он показался мне человеком мрачным к недоступным. Но это впечатление было ошибочным.
— Значит, едем под Большую Медведицу! — чеканя слова, произнес Эрнст густым басом и, сразу переходя на «ты», спросил:
— Ты холостяк?
— Да. Некогда было жениться.
— Добро!
Мы
Кренкель в молодости сменил много работ: расклеивал афиши, ремонтировал примусы, паял кастрюли. Затем устроился на курсы радиотелеграфистов. В 1924 году он приехал из Москвы в Ленинград с надеждой отправиться отсюда в заграничное плавание. Но в ту пору за границу ходило лишь два парохода, а радистов, хотевших отправиться в плавание, было более двадцати человек. Многие из них имели длительный стаж работы.
Кренкеля в загранплавание не взяли. Как раз в это время в Ленинграде шел набор зимовщиков на Новую Землю. Желающих ехать на верную цингу было мало, и Эрнст без труда был зачислен радистом.
Кренкель был романтик, и Арктика произвела на него сильнейшее впечатление, покорила его. По возвращении с Новой Земли он снова решил ехать на зимовку. Так мы оказались в одной экспедиции.
В эти дни из командировки в Италию вернулся директор Института по изучению Севера Рудольф Лазаревич Самойлович. Знакомство с этим героем красинской эпопеи было для нас с Кренкелем большой радостью.
Мы знали, что по рождению он южанин, из Азова. Учился в Одесском университете, участвовал в студенческих революционных кружках и, преследуемый полицией, вынужден был бежать за границу. В Германии, во Фрайбургской горной академии, он и закончил свое образование, а перед первой русской революцией вернулся в Петербург.
Здесь он был арестован за принадлежность к деятельности Российской социал-демократической рабочей партии и сослан в Архангельскую губернию. Ему удалось под чужой фамилией бежать из ссылки, но его снова арестовали и выслали обратно.
В ссылке Самойлович познакомился с полярным исследователем-геологом и тоже революционером Владимиром Александровичем Русановым, который добился у местных властей разрешения на участие Самойловича в экспедиции по исследованию угленосных районов на Шпицбергене. Экспедиция состоялась, и на Шпицбергене были открыты богатейшие угленосные площади и установлены заявочные знаки, указывающие на принадлежность этих участков России.
После Октябрьской революции Самойлович продолжал заниматься геологоразведочными работами.
В начале 1920 года по личному указанию Владимира Ильича Ленина была организована Северная научно-промысловая экспедиция, в задачу которой входило непосредственное изучение естественных производительных сил Крайнего Севера, главным образом горных и промысловых богатств. Она должна была также координировать научные работы, проводимые на Севере различными организациями. Начальником вновь созданной экспедиции был утвержден геолог Рудольф Лазаревич Самойлович. Научное руководство возглавил ученый совет, почетным председателем которого был избран президент Академии наук СССР академик Александр
В первый год полевые партии экспедиции развернули работы по всему европейскому Северу. Большое народнохозяйственное значение приобрели экспедиции на Кольский полуостров, где под руководством академика Александра Евгеньевича Ферсмана были открыты богатейшие месторождения апатита. В связи с расширением деятельности экспедиции Президиум ВСНХ в 1925 году на заседании под председательством Феликса Эдмундовича Дзержинского принял постановление о преобразовании ее в Институт по изучению Севера, впоследствии этот институт стал называться Арктическим и антарктическим научно-исследовательским институтом.
Самойлович не только руководил Институтом по изучению Севера, но и сам принимал активное участие в экспедициях. В 1921 году он возглавил первую экспедицию на Новую Землю на парусно-моторной шхуне «Шарлотта». Тогда были проведены геологические исследования, метеорологические наблюдения, собраны зоологические и ботанические материалы, а также обследовано состояние новоземельских промыслов.
В 1928 году Самойлович на ледоколе «Красин» блестяще провел операцию по спасению экипажа дирижабля «Италия».
...Шло время, и состав нашей экспедиции постепенно увеличивался. Из Архангельска приехал Петр Яковлевич Илляшевич, зимовавший до этого на Новой Земле, а сейчас назначенный начальником нашей зимовки. В сравнении с Кренкелем он казался маленьким. Круглолицый, румяный, с тщательно закрученными в колечко рыжеватыми усами, всегда корректный, в элегантном костюме и с неизменной тростью в руке, — он даже отдаленно не напоминал полярника. От него мы узнали, что во фрахте ледокола «Красин» нам отказано. Остальные суда либо не имели рации, либо находились в ремонте. Строительство разборного дома для зимовщиков уже началось, но подрядчик категорически отказывался делать для него специальный фундамент, ссылаясь на отсутствие опыта. Плохо обстояло дело и с наймом рабочих для сборки этого дома на Земле Франца-Иосифа: желающих ехать не находилось.
Наконец появился четвертый зимовщик — Георгий Александрович Шашковский. Это был молодой геофизик, ростом не менее двух метров, с поэтической душой и скептическим складом ума. Он тоже уже зимовал в Арктике, на Маточкином Шаре. На Земле Франца-Иосифа ему предстояло проводить метеорологические работы.
В течение месяца мы четверо лихорадочно готовили экспедицию. В самый разгар подготовки, 5 июня, на страницах газет появилась краткая заметка ТАСС:
«По сообщению Норвежского телеграфного агентства, в число полярных экспедиций, организуемых Норвегией, в этом году включена экспедиция на Землю Франца-Иосифа. В законопроекте, внесенном в стортинг, правительство указывает, что экспедиция предполагает провести на Земле Франца-Иосифа научные исследования. Экспедиция далее предполагает построить на Земле Франца-Иосифа радиостанцию для передачи метеорологических наблюдений непосредственно метеорологической станции в Тромсё».