Записки попадьи: особенности жизни русского духовенства

Эта книга задумана как рассказ о жизни, быте и семейном укладе российских православных священников.

Годы безбожия и гонений на Церковь и верующих давно канули в лету. Никого не удивляют храмы, которые строятся и восстанавливаются из разрухи, члены правительства, которые появляются в церквах по большим праздникам и встречаются с высшим духовенством на официальных мероприятиях.

Но все же каждый раз, когда люди видят в метро, на улице или в магазине священника в черной рясе, обязательно бросают удивленные взгляды, точно видят пришельца из космоса или, как минимум,

из прошлого века.

Эта книга — взгляд изнутри, повествование человека, который не понаслышке знает о жизни духовного сословия в современной России.

Правда, и ничего, кроме правды — таков замысел автора.

Все видят храмы, но не все знают, что происходит внутри. Все видят священников, но далеко не все знают, как они живут.

В России давно не существует сословных делений, но, пожалуй, единственное сословие, которое выжило и продолжает существовать — это духовенство.

О его жизни, быте, традициях практически ничего не известно нашим соотечественникам, не говоря уже о зарубежных собратьях. Тем не менее, именно эта сторона жизни всегда вызывала неподдельный интерес, как правило, обрастая сказками и народными легендами.

Если священник идет по улице в рясе и с крестом, на него всегда оглядываются, а если он еще и с женой, это вызывает уже почти истерическое любопытство.

Кстати, еще десять лет назад многие наши сограждане даже не знали, что православные священники в основном женатые. Очень часто, когда я появлялась на улице с мужем, нам задавали вопросы типа:

— Скажите, а разве священникам можно жениться?

Или какой-нибудь подвыпивший мужичок, отваливший от пивной, мог бросить реплику:

— Батюшка, а вам с женщинами ни-з-зя!

На что мой муж отвечал:

— С женщинами ни-з-зя, а с женой можно.

Да, видимо, наши сограждане, насмотревшись мексиканских сериалов, в которых обязательно присутствует какой-нибудь падре Бениньо, совсем позабыли родную литературу, например сказку А. С. Пушкина «О попе и о работнике его Балде». В сей знаменитой сказке попадья-то имелась.

Все знают, что в Израиле существуют религиозные и нерелигиозные евреи.

Религиозные евреи четко отделяют себя от светского общества, не желая иметь с ним ничего общего, поэтому израильское общество расколото на две половины.

В России подобные понятия тоже существуют, только негласно.

Ни одному русскому не придет в голову охарактеризовать себя как религиозного или нерелигиозного. Хотя практически каждый второй называет себя православным, но из этого не следует, что он религиозен. Так же, как в Израиле почти любой еврей может назвать себя иудеем, но это еще не означает, что он религиозен или нерелигиозен.

Религиозного русского можно охарактеризовать как человека, активно живущего церковной жизнью и поэтому в той или иной степени отделяющего себя от всего светского. Это не значит, что он не работает на светской работе, а его дети не посещают школу в соседнем дворе. Он и работает, и дети его учатся, но религиозные русские отделены от светского общества, а более всех отделено духовенство, стоящее во главе русского религиозного сообщества.

И раз уж мы говорим об особенностях жизни нового духовного сословия в новой, посткоммунистической

России, хочется рассказать совсем немного и о старом духовном сословии — в старой России. И конечно, лишь с точки зрения обывателя.

В старой России, до 1917 года, общество жестко делилось на сословия. Браки между представителями разных сословий совершались крайне редко. В одном художественном произведении, уже не помню, в каком, мать-купчиха возмущалась до глубины души, что дочь осмелилась просить у маменьки с папенькой благословение выйти замуж за семинариста. «Чтоб дочь да попадьей была!» — негодовала купчиха. Правда, я знаю одну подобную историю, которая произошла в наше время, но о ней позже.

Так что же было тогда духовное сословие?

Начнем с того, что священник прежде всего был государственным чиновником, а Церковь кроме духовного окормления паствы выполняла еще и роль государственной организации, то есть роль современного ЗАГСа — со всеми вытекающими из этого негативными последствиями. Дети священнослужителей должны были идти по стопам отцов не по призванию, а по происхождению. Отсюда карьеризм, цинизм и прочие извращения того времени. Среди поповских детей было много революционеров и озлобленных безбожников. Яркий пример писатель Помяловский — сын священника, прошедший стандартный путь поповича и впоследствии прославившийся скандальным по тем временам произведением «Очерки бурсы». Не стоит рассматривать «Очерки…» как историческое пособие, ибо если принять все описанное там за правду, то не было бы у нас противоположных, положительных примеров. А ведь несмотря на такие условия, даже тогда появлялись великие святые, например Иоанн Кронштадтский, выходец из того же сословия, что и Помяловский, — сын бедного деревенского дьячка, который после окончания Санкт-Петербургской духовной академии, чтобы получить приход, женился на так называемой «закрепленной» невесте. Схема получения сана и прихода стандартная для того времени, но результат противоположный. Разница в том, что один был верующий и горел любовью ко Христу, которому и собирался посвятить жизнь, а другой нет.

Как ни странно это звучит, но революция и отделение Церкви от государства явились великим благом для самой Церкви, которая страданиями очистилась от той порочной системы, в которой пребывала долгое время. И само священство было как бы просеяно, как говорится в Писании, отделены были овцы от козлищ. Овцы стали мучениками за веру, а козлища отреклись от нее, — веры, впрочем, у них и не было, а была только сословная принадлежность. Но после революции Церковь еще долго была вынуждена существовать в условиях советского социализма, подвергаясь постоянным притеснениям и гонениям.

После падения коммунистического режима был упразднен институт уполномоченных по делам религий. Именно уполномоченные решали, кого допустить, а кого не допустить в семинарию, кому принимать сан, а кому не принимать. Не всякий желающий мог стать священником. Стоило только изъявить желание принять сан, как власти тут же выстраивали на пути человека массу препон. А имея высшее образование, попасть в семинарию или рукоположиться было практически невозможно. Например, один ныне известный московский священник рассказывал, как, будучи крупным ученым, ради возможности принять сан вынужден был уволиться из своего НИИ и устроиться работать при храме дворником. Но так обстояло дело с русскими.