Записки репортера
Шрифт:
Щербаков был сначала шахтером и получил орден. Еще он к.м.с. по боксу. А летом того самого 89-го был вторым секретарем Междуреченского горкома КПСС.
– Почему партия не хочет с нами разговаривать? Что ж она спряталась за шторами? – орали смелые митингующие.
Щербаков вышел на площадь. К трибуне его не пускали, но он пробился. И стал разговаривать с рабочими.
– Страшновато было на площадь выходить. Но пошел как-то. Я говорил простые вещи. Я предложил штаб, чтоб цивилизованно разбираться, а не орать на митинге. И чтоб решить, чего мы хотим. Сначала требовали колбасы, мыла и портянок. Но я им объяснил, что надо серьезней требования
После Щербаков поступил в ВПШ и там защитил диплом по теме «Забастовка». ВПШ, правда, по ходу учебы раза три переименовывали, но суть оставалась та же.
– Шахтеры привели к власти Ельцина и всю его команду. Но шахтеры им забыты… Угольная промышленность уничтожена. Государство выбило своих производителей с зарубежных рынков. У нас снизили добычу на 40 миллионов тонн, а Китай увеличил на 200 миллионов. А кто получил выгоду – так это директорский корпус! Ельцин позволил им торговать и лично наживаться. В городе нет ни одного предприятия, где хозяин – коллектив. А ведь именно такая задача была у революции!
Да… Германия после войны за пять лет встала из руин, а мы с 85-го на месте топчемся. И все хуже. Я ж вижу, у меня город…
Анатолий Мальцев – директор закрывающейся шахты им. Шевякова.
Что он может думать о революции? Да ничего хорошего. Из-за шахтеров Советский Союз развалился, и Мальцеву пришлось фактически бежать из иностранного Казахстана, где он добывал для обороны уран. Он когда тут начал работать, так еще думали революционеров выкопать, достать из-под земли и похоронить по-человечески. Даже посчитали, во что это встанет: 5 тысяч долларов на брата…
А вся та авария, считает Мальцев, от революции и случилась, больше не от чего:
– Они перестали думать, как работать, и осталось желание что-то требовать, ну и дисциплина упала…
– Ага, империя рухнула по причине ослабления дисциплины. Ладно!
Он думает.
– Да… Мне иногда кажется, не зря шахту закрыли, не зря… Это было – как месть. И от страха. И чтоб другим неповадно было.
– Так это что же, карательная операция?
– Карательная операция? Похоже…
Шахта уничтожена. Ее, если можно так выразиться, сровняли с землей. Пусто, голо, мертво. Тут и там перевернутые ржавые вагонетки, в какие обычно грузят уголь под землей. А одна такая – ее-то достали из-под земли, это дешево, дешевле, чем людей доставать, – стоит на сопке, на братской могиле. Это как бы надгробная плита. На ней такие слова: «Вы недодали – мы додадим!» И подпись разборчиво: «Шахтеры Кузбасса».
Додадут? Нет – поздно… Революция кончилась.
Поезд ушел.
Weekend на Колыме
При Советской власти Валентин Цветков был простым колымским капиталистом. КГБ СССР хотел дать ему от 8 до 15 лет с конфискацией – за бизнес. Старый «КоммерсантЪ» против этого возражал на своих страницах в 1990 году. Как раньше говорилось, «газета выступила – что сделано?». КГБ не удалось одолеть капиталиста Цветкова. Комитет от него отстал. Тогда еще на память о сотрудничестве кооператор подарил автору этих (и тех) строк магаданский сувенир из моржовой интимной кости с художественной гравировкой по бокам.
После жизнь несколько изменилась, и Цветков стал губернатором по месту жительства.
Каково это – из без пяти минут уголовника
А потом он прилетел в Москву и его застрелили. Средь бела дня, на Новом Арбате…
Я его спрашивал – не боится ли он? Многим ведь насолил… Рыбной мафии, водочной, золотой. Нет, отвечал он, не боится. Убьют – так тому и быть. Зато, пока жив, делает что хочет. Дышит полной грудью.
Ну что, вполне взрослые игры…
Колыма, Север. Мрачное низкое небо, мысль о вечной мерзлоте под ногами, металлический блеск зубов, голубенькие старомодные наколки на запястьях, трепетное ожидание первого весеннего месяца – июля. После – лето с жарой аж в 14 градусов! Ностальгические воспоминания про бешеные зарплаты, которые прогуливались в дни сладкой отпускной жизни на материке. В Магадане 100 тыщ жителей, город считается огромным и иначе как столицей не называется. А всего населения в области, после того как Чукотка отделилась, – 250 тыщ.
Зачем все это нужно? А не бросить ли эту холодную неуютную землю и уехать в теплые обустроенные края? Устроиться где-то по-людски или провести остаток жизни в попытках облагородить холодную косную жизнь? Азарта прибавляет то, что попытки запросто могут оказаться бесплодными.
Стоп, вы про что здесь – про Колыму в частности или про Россию вообще?
Непонятно? А посмотрите на карту русского Севера и ужаснитесь лично. Собственно Север на этой особенной карте закрашен зеленым, там выше есть еще синее – это и вовсе Арктика. Синего и зеленого набирается 2/3 российской земли! Что сюда входит? Понятно, вся северная окраина русской Европы: Беломорское и Северно-Ледовитое побережья и острова. А еще – почти вся русская Азия. Там, в нашей Азии, Севером не занята только тонкая полосочка земли вдоль китайской границы… Страшно смотреть на эту бедную сиротскую полоску. От нас зачем-то скрывали этот обидный факт. И мы тут, в центре, наивно полагали, что за Уралом – богатая и обильная земля. Но там – главным образом дикая тундра, страшный холод, вечная мерзлота и никаких железных дорог. А только редкие островки цивилизации, скромные бараки поселков. Эти редкие огоньки видны из самолетного окна – среди бескрайних черных пустынь, видных в безоблачную погоду.
Таким образом в свете вышесказанного выходит, что, например, Кубань или даже Рязань – это для России экзотика и редкость, а уж никак не норма. А норма у нас – тундра, тайга, вечная мерзлота и белое безмолвие.
– А ну-ка угадай, какой самый большой северный народ? – предложил мне загадку Цветков. – Нет же, не чукчи, а вот кто: русские, получается! Поди поспорь.
А насчет бросить и уехать – даже решение такое было официально принято. Москва сказала – все, хватит, будем вахтовым методом Север развивать. Вахтовики – было сказано – будут прилетать-улетать, а людям, объявили, жить там незачем.
На Колыме был поставлен крест. Каждый третий все бросил (или продал за бесценок) и улетел на материк. Еще пару-тройку лет назад Колыма была вторая после Чечни – по скорости бегства людей.
Тогдашний начальник Колымы Михайлов начал сворачивать жизнь на вверенной ему территории. За ненадобностью все распродавалось по дешевке – квартиры, электросети, рыболовный флот и порт, телефонная сеть. А что не купили, то остановилось, разворовалось и само пришло в упадок – как, например, ликеро-водочный завод, некогда главный бюджетный бастион.