Записки рыболова и странника
Шрифт:
— Ты чего, змей очкастый, ждешь? Очки нацепил, а не видишь, что человек, можно сказать, больной. А ну, как отпустим его, он же окрошку из тебя приготовит.
Я эрудированно отвечал им, что больных, по моему глубокому убеждению, лечить надо и что метод удержания отнюдь не лучший. В таких случаях радикально помогает, например, хороший прямой в челюсть, вызывающий у больного полную потерю агрессивности, раскаяние, переходящее в братское чувство любви к ближнему и выражающееся в рыдании, осторожном битье головой о стену, в стремлении облобызать недавного
Да, колдыри, коим кураж позарез нужен, тянутся ко мне и иногда исцеляются. Ибо еще школьный учитель внушил очкарику важные мысли: умей постоять за себя, если хочешь сохранить человеческое достоинство. Не завидуй тому, кто, вытерев белоснежным платочком незаслуженный плевок, бежит жаловаться на обидчика в местком или вызывать милицию. Не всегда нужно, да и можно звать милицию. Очкарику эти мысли понравились. Позже, будучи студентом, он стал второй перчаткой города. Правда, на розыгрыше первенства города у него был всего один противник, который все три раунда игрался с ним, как кошка с мышкой; только сердобольный судья на ринге не позволил прикончить мышку. Но это уже малоинтересные детали.
Мужичонка тем временем все чаще прицеливается к очкарику недобрым взглядом, затем что-то бубнит своим коллегам-печникам, встает. Те удерживают его, но этого как раз и не стоило делать: мужичонка вырывается и дует в мою сторону.
— Расселся тут, так твою… — приветствует меня пьянен кий печник.
— Могу и встать, — говорю безразлично и вяло. Поднимаюсь. Главное сейчас — расслабиться. В случае чего, думаю, хорошо и то, что мужики пришлые и меня не будет валтузить все станичное общество.
— Ты от нас никуда не уйдешь.
— К вашим услугам. Этот подонок наклоняется, берет мой кровный «Беломор», цапает карман штанов.
— Хочу у тебя червонец взаймы взять.
— У меня все больше крупными.
— Хочешь сдачи? — Мой клиент выпрямляется, картинно заносит руку для удара.
Как же мне тут обидно и горько стало, братцы, что какой-то плюгавый забулдыга казака голыми руками взять хочет! Эх, почему нет со мной той старой шашки, какой батя рубил головы курам! Но как соблазнительна у мужичонка длинная, покрытая пупырышками, шея! Неожиданно для себя резко рубанул никогда еще не испытанным приемом — ребром ладони — по его цыплячьей шее. Мужичонки, стеклянее глазами, задумчиво склоняет патлатую голову набок и оседает на песок. Хватаю его подмышки и волоку в воду. Окунувшись, мужичонка приходит в себя и слезливо спрашивает: за что? В ответ выдаю ему полный комплект выражений, подчерпнутых из кинофильма «Джентльмены удачи», особо выделяя из них знаменитое «пасть порву».
Кончая аудиенцию, советую:
— Иди, дружок, и скажи своим: я бугор, Федя-бугор из-под Ростова. Слыхал? Ну, пошел вон.
Мужичонка икнул и с готовностью отправился восвояси.
Все это случилось в одну-две минуты; остальные двое печников не то оцепенели, не то осточертел им настырный коллега; во всяком случае, они сохранили нейтралитет, иначе к отметке Орла вполне могло добавиться кое-что
Некоторое время промеж троицы идет тихий совет. Поглядывают в мою сторону. Ответственный момент!
Наконец, мужичонка снова появляется у моих ног.
— Закурим? — он протягивает сигареты.
— Я тебя разве звал?
— Да ты не психуй. Извини, и дай пять.
Что ж, это можно. В молодости бродяга был слабаком в борьбе, со страхом смотрел на штангу, старался подальше держаться от противника на ринге. Но кисть, разработанная с помощью ручного эспандера, перьевой и особенно шариковой авторучки, — его гордость.
Морщась после рукопожатия и расклеивая онемевшие пальцы, мужичонка переходит на шепот:
— Извини, я спьяну не смикитил, кто ты такой. А это же дураку видно. Ты беглый? Так?
О, боже, он еще и глуп!!
— Этими руками, — говорю, — тюремную решетку выламывал.
— Не бойся, мы тебя не продадим.
— Попробуйте. Под землей найду и пасти порву!
— Могила. Только бороду сбрей, выделяешься очень.
— Не учи ученого.
— Верно, тебе видней, — мужичонка льстиво подхихикивает. Может, помощь какая требуется? Ты не думай о нас плохо, мы и на дело пойти можем.
— Это другой разговор. Как стемнеет — приходите к мосту.
Только на мокруху не пойдем.
— Ладно. Кур щупать умеешь?
— А то.
— Ну, дуй. Теперь нас не должны видеть вместе.
Сегодня у меня приемный день. Только успел исчезнуть мужичонка, как слышу с другой стороны:
— Можно вас на минутку, товарищ?
Поворачиваюсь. Передо мной не какой-то там задрипанный, пьяненький мужичонка, а превосходный тип боксерской фигуры в плавках. Парень голенаст, у него широкие плечи, мощная грудь, длинные руки. И на весы ставить нечего — чистый первый средний вес. Такие парни, веселые и общительные в быту, очень опасны на ринге. Не пора ли выкидывать белое полотенце? Поодаль стоит лодка, которой раньше здесь не было.
— Подъехал с рыбалки, гляжу незнакомый человек, а тех троих еще вчера в станице приметил. Вредные людишки. Не пристают ли?
— Уже нет.
Что-то очень уж симпатичен мне этот парень.
— Познакомимся? — спрашиваю.
— С приятностью. Анатолий, — парень протягивает крепкую руку.
— Как рыбалка?
— Посмотрите.
Достаточно беглого взгляда на улов, чтобы оценить мастерство рыболова: в садке отливают серебром и медью язь, паря голавлей, красноперки, ласкири.
— Отличный улов!
— А как он достался?
Анатолий сетует, что скуднеет Хопер, много терпения и рыбацкой удачи нужно, чтобы не вернуться домой пустым. Утешаю его тем, что в Дону рыбы еще меньше и что только редкие виртуозы лески и крючка могут похвалиться приличными уловами.
Тем временем троица, собрав в охапку одежду, поспешно скрывается с глаз.
— Хотите? — Анатолий протягивает в газетном кульке хлеб, помидоры, яблоки.
— Спасибо, не надо.
— Бярите, бярите, — у Анатолия характерный северодонской говор.