Записки сахалинского таёжника

Маслов Валерий

Грызуны обнаглели, при горящей лампе стали бегать по избе, запрыгивая на столы, на нары. Озверели, что ли? Воевали с мышами до двух часов ночи. Со стороны мышей потерь нет — больно юркие, быстрые, сволочи!

У ребят потери, измеряемые нервными клетками, огромные! Да лучше бы это зимовьё сгорело! Спали бы в палатке! Холодно, зато спокойно, нервные клетки в целости и сохранности. Сон всё-таки сморил бойцов. Засыпая, Тимоха с ужасом думал: «Как охотники здесь живут?». Ему стало жалко охотников. Прожил неделю в зимовье — и прямым ходом, не заезжая домой, в больницу, в неврологическое отделение.

Спал недолго. Муха разбудила:

на нос села. Какие мухи ночью зимой? Муха слетела, снова на нос села. А почему муха не жужжит? Немая? Открыл глаза, луна как раз в окно светит. Перед лицом на подушке сидит мышка, большая, жирная и пушистая, сволочь! Обнюхивает туристическую рожу, думает, с чего начать: то ли нос отгрызть, то ли губу схарчить?

Подпрыгнул в положении лёжа. Оказывается, по носу мышь усами прошлась и не один раз. Сон как отрубило! Наверху, на чердаке, стадо мышей: грызуны пищат, бегают, прыгают. Потолок из досок и, несмотря на то, что сверху слой земли, слышимость отличная. Можно подумать, что на чердаке бегают мыши размерами с кошку. Поспали, называется. Подъём номер два!..

Зажёг лампу, завёл печку. В избе свежо. Гоша тоже поднялся, — ему мыши хотели ноги откусить, пятки грызли! Попили чаю, сидят, торопят время: скорей бы рассвет! Матерят мышей, а им маты — что об стенку горох. Но бегать по избе прекратили. Мыши, наверное, догадались, что Тимоха на гране срыва. Вот-вот схватится за топор. Получится как в мультфильме «Ну, погоди!», когда волк со штангой гонялся за бабочкой и в итоге разнёс полстадиона. Парниша разнесёт зимовьё полностью, это не стадион, — избушка маленькая! Вот вам и джентльмен таёжный! Гостеприимное зимовье, мыши от избытка чувств лезут целоваться. Радости-то сколько! — Наконец-то к ним тепло пришло!..

Скоро туристы уйдут — будет вам тепло, твари серые. Здесь мыши не серые, скорей коричневые, симпатичные, однако, сволочи. Шубки больно красивые. Мышки сбитые, пухленькие, что шарики меховые. Не то, что мыши, живущие в домах под полом, — длинные, худые, противные. А характер, видно, один. Грызун, он что в лесу, что в хате под полом — в уме одно: кабы что сгрызть. Раньше Тимоха думал, что в тайге самый страшный зверь — комар. Ошибался. Оказывается, самый страшный зверь — мышь, и не только в тайге. Недаром слон мышку боится.

Комар — зверюга сезонная, мышь — зверюга постоянная, вечно голодная. Нервы треплет круглый год. Кровь, которую выпьет комар, восстанавливается быстро. Нервные клетки, как говорят врачи, не восстанавливаются. Так что по логике вещей мышь — самый страшный зверь. Вреда от него много! Про пользу говорить не будем: мышь сразу реабилитируется, и уже никакой грязью мышку-норушку не зальёшь! Мышка — главное подопытное млекопитающие в области медицины.

Перед рассветом позавтракали, помыли посуду, которой пользовались. Из рюкзаков, кроме продуктов, в сущности, ничего не доставали. Рюкзаки собраны. Прибрались в избе. Сказать спасибо этому дому язык не поворачивается. Да чтоб пара горностаев поселилась по соседству! Дверь закрыть не забыли, — они молодые, память хорошая. На всякий случай, дверь лопатой подперли. В книгах так написано, а то в зимовье зверь зайдёт, напакостит. Уже встречали избушки с дверью, припёртой именно лопатой, — значит, правильно написано в книгах!

Вот поэтому охотники-промысловики не любят на своём участке праздношатающихся товарищей. Тимоха из избы ничего не возьмёт, но он глупее

пробки. Да лучше бы взял что-нибудь на сувенир, а дверь оставил открытой нараспашку. — Наглухо закрытое зимовье весной начинает преть. Охотник может прийти «на избу» только к началу промыслового сезона. За полгода в избе с закрытой дверью появляется грибок, начинает гнить буквально всё.

Рассвело. Медленно, крупными хлопьями падает снежок. Тишина, ветер отсутствует, река под снегом. Кроме двух туристов в тайге некому шуметь. Лыжи намазали плюсовой мазью. Вперёд, на запад! Это так говорится: «Вперёд, на запад, на Берлин!». На самом деле речка постоянно пишет кривуны. Помимо запада приходится идти на юг и на север, только на восток хода нет.

Лыжи на подъёмах держат хорошо. Распадок постепенно сужается, градус подъёма увеличивается. «Дрова» совершенно не скользят, — небольшое налипание снега. Лыжи собирают. Свежевыпавший снег — пока налипание терпимо. Спокойно идут вверх без какого-либо напряжения в ожидании отдачи.

Неожиданно появилась проблема посерьёзней налипания снега. Называется проблема — мягкое крепление. Ремешки отсырели, потеряли упругость, стали, что тряпки. При отрыве лыжи от снега дровина чуть ли не крутится на ноге. Лыжи совершенно не слушаются! Гоша от такого неудобства страдает меньше: у него крепления почти новые. Тимоха на тренировке на своих лыжах крепления измочалил.

Вся проблема в широком ремешке, который продет через платформу. Главный, несущий ремешок. Данную проблему в лесу никак не решить. Знают решение! — До них дошло, почему на охотничьих лыжах, спрятанных в ельнике по пути на речку Браконьерку, стояли железные крепления, то есть жёсткие.

Добрались до водопада Монтана. — Парниша так окрестил водопад в том году. В название нет нечего общего с американским штатом. «Монтана» на молодежном сленге — бранное слово. Имеется ряд цензурных переводов. «Монтана» — это «всё», «конец», «крышка», «кранты». Короче, очень плохо.

В том году в начале лета проходил здесь с соседом Андрюхой. Вода была ещё приличная, в верхах местами лежал снег. Водопад пришлось обходить по сопке, по правому склону распадка. На сопке, прямо над водопадом, возьми, да развяжись ремешок на фотоаппарате! — «Зенит» ушёл вниз, попал в яму водопада. С одной стороны — повезло: если бы аппарат попал на камни, то пиши пропало. А так — полтора суток сушил в полевых условиях. Фотоаппарат заработал. Куда он денется? — Сделано в СССР!..

Водопад взяли в лоб. Самого водопада не видно, вода минимальная, снег всё попрятал. Снежная полутораметровая стена полностью перекрыла узкий распадок. Гоша подсадил Тимоху, тот вылез наверх. Принял рюкзаки, с помощью лыжи помог напарнику залезть на выступ. Сразу за водопадом повернули на девяносто градусов.

Вот теперь путь пошёл строго на запад, по крутому, длинному, прямому распадку. Впереди наверху хорошо видно глубокую седловину. По ней будут переваливать на западную сторону хребта Шренка. Ельник остался внизу. По обе стороны — крутые белые склоны с редко торчащими корявыми берёзами. Налипание снега — сантиметров за десять. Ноги поднимаются с трудом. Зато лыжи держат на такой крутизне!

— Тимоха, давай лыжи перемажем! — кричит снизу Гоша.

— Если перемажем, то не залезем. Как будто непонятно! — зло кричит Тимоха в ответ.