Записки школьного врача
Шрифт:
– Я-то тут при чем, Эмилия Леонардовна?
– Пока ни при чем. Но у вас может возникнуть соблазн быстро заработать пятьсот – шестьсот, а то и тысячу долларов, продав эту историю в какую-нибудь помойную газетенку. Лучше так не поступать…
«…Потому что покойникам деньги ни к чему. И инвалидам первой группы они много радости не доставят», – прочел я в ее глазах.
– Все будет в порядке, Эмилия Леонардовна…
– Доктор, четыре раза промыли! – Из-за двери выглянула Ольга. – Выходит одна вода.
– Еще один раз, пожалуйста. Последний…
Я
Мать позвонила по «ноль-три», но впопыхах переврала номер дома. Телефонный номер назвала правильно, но пока бригада перезванивала и уточняла адрес, Катя умерла. Отметив сорок дней со дня ее смерти, мать повесилась. Такая вот грустная история. Тоже с но-шпой.
К директору мы повели Кристину вдвоем с Ольгой – дождались начала очередного урока, чтобы не проходить сквозь толпу любопытных, и вышли в коридор.
– Голова не кружится? – спросил я, заботливо поддерживая ее под руку.
– Нет, только есть сильно хочется.
Еще бы не хотелось – после промывания в желудке не было ровным счетом ничего. Возбуждение, вызванное пережитым, потихоньку улеглось и на первый план стали выходить самые простые потребности – поесть, поспать…
В директорской приемной Кристину приняла Марина. Поохала, усадила в кресло и спросила у меня:
– Можно ей чаю?
– Не можно, а даже нужно, – ответил я. – И сахара побольше.
– У меня есть печенье и шоколад.
– Это тоже можно.
– А ложечку ликера в чай?
Я последовательно разрешил и ложечку ликера, и мед вместо сахара, и круассаны… Наконец Марина смилостивилась и отпустила меня.
Я поспешил на кухню – снимать пробу. Сегодня вместо морковных котлет были биточки из цветной капусты. Биточки мне понравились, впрочем, после всего, что произошло, мне бы понравились и морковные котлеты.
– Как там дела? – спросил Юра, имея в виду историю с самоубийством.
– Все хорошо, – ответил я, не считая возможным вдаваться в подробности. Дело было не столько в светлой личности папаши Канданова, сколько в элементарной врачебной этике.
– Третий случай на моей памяти, – вздохнул Юра.
– Неужели? – не поверил я.
– Да. Была восьмиклассница, которая забралась в кабинете физики на подоконник и орала, что сейчас спрыгнет вниз. Третий этаж – вполне можно шею свернуть. И в этом году незадолго до последнего звонка одиннадцатиклассник вены в туалете резал. Канцелярским ножом.
– Грамотно, – одобрил я, – и лезвие острое,
– Какое там глубоко, – презрительно скривился Юра. – Так, поцарапал немножко, и все.
– А по каким причинам?
– Восьмикласснице учительница замечание сделала, как можно пережить такое…
– В грубой форме, наверное?
Я не мог представить, после какого замечания может захотеться выпрыгнуть в окно. Впрочем, переходный возраст…
– Я тебя умоляю – какие могут быть грубые замечания в нашей богадельне?! Это же «Пантеона наук»! – Юра откровенно издевался. – Здесь самое строгое замечание звучит так: «Пожалуйста, позвольте мне продолжить урок». Это дурь избалованных деток, банальная дурь и ничего кроме дури. А парню отец не ту машину в честь окончания школы собрался покупать. Он, наверное, хотел «Порше»-кабриолет, а ему «бэху» или «мерс» пообещали. Как же можно жить после такого? Только вены резать! Тебя вот родители много баловали?
– Ну, баловали, конечно.
– Покупали все, что попросишь?
– Нет.
– Вены резать желание было?
– Не было.
– Лошара ты беспонтовый, а еще доктор!
Мы посмеялись, правда, мой смех был немного натянутым. При воспоминании о родителях на меня накатывает грусть. Затем я вернулся к себе и застал в кабинете Тамару Ивановну. Считая себя моей покровительницей и наставницей, она зашла подбодрить меня, а заодно и рассказать, из-за чего разгорелся весь сыр-бор.
– Я так переживаю, – вздохнула она, когда Ольгу вызвала к себе завуч Чучалина и мы остались вдвоем. – Все думаю: «Сережа будет меня ругать за то, что я сманила его сюда».
– Не переживайте, Тамара Ивановна! Во-первых, вы меня не сманили, а во-вторых, решение принимал я сам. За что мне вас ругать? Только благодарить.
– Если что – сразу ко мне. Всегда помогу советом… Оставшись в одиночестве, я провел небольшой сеанс аутотренинга. Напомнил себе, сколько я теперь буду получать, вспомнил – как паршиво в любую погоду – в снег, дождь и зной бегать по участкам и для полноты впечатлений освежил в памяти самую яркую из истерик Полины Осиповны, моей заведующей из поликлиники. Настроение сразу улучшилось. В конце концов, я и не собирался работать здесь всю жизнь. Год-другой поработаю, а там видно будет.
Другой бы на моем месте здесь бы и жену себе подыскал – подходящих по возрасту учительниц хватало, но я еще не созрел окончательно для женитьбы. Вот исполнится тридцать, тогда посмотрим… Да и вроде как особой популярности у местных дев я пока что не снискал. Только секретарь директора явно, не таясь, выказывает мне свое расположение. Ну и слава богу, так спокойнее.
– Все волнуются, – доложила по возвращении Ольга. – Боятся цепной реакции…
– Это как? – не въехал я.
– Это когда родители начинают выяснять между собой отношения, а в результате весь класс сваливает на сторону. В другие заведения. У нас такое один раз было, когда в десятом «А» народ кокаином увлекся…