Записки следователя (Старый знакомый, рассказы)
Шрифт:
– Что-нибудь полегче, - протянула она, - и без политики. Ну вот, скажем, Виктора Маргерита, Поля Бурже - одним словом, в этом роде...
Я обещал выяснить и сообщить ей.
За этим домом было установлено наблюдение.
Днем Антонина Александровна обычно куда-то уходила, всегда тщательно, по моде одетая, подолгу отсутствовала и возвращалась уже к вечеру. Иногда к ней днем приходили женщины и мужчины, но никогда долго не засиживались, нередко уходили порознь и время проводили без шума и музыки, без громких разговоров, смеха, танцев.
Обычно в течение суток ее навещали не более трех-четырех пар. Посещавшие ее мужчины и женщины всегда предварительно
Было ясно, что лампа применялась в качестве условного сигнала, своего рода светофора.
Собрав эти данные, я уже решил произвести операцию, как неожиданная случайность меня предупредила.
Как-то вечером мне позвонили домой по телефону. Говорил дежурный 15-го отделения милиции.
– Товарищ следователь, в Дегтярном самоубийство, Повесилась гражданка В-ва, молодая женщина. Оставила какую-то странную записку. Может, приедете?
Я сразу же выехал. В небольшой квартире из двух комнат жила покойная с мужем, молодым инженером. Всего два месяца назад они поженились. Жили счастливо, любили друг друга. Покойная была здоровая, красивая, молодая женщина. Было непонятно, почему она покончила с собой.
На столе лежала записка, написанная карандашом на клочке бумаги, тем полудетским, косым и разгонистым почерком, каким пишут обычно молодые неработающие женщины. Записка была адресована мужу.
"Сережа, родной мой. Я умираю потому, что не могу и не хочу тебя обманывать и не хватает силы воли все рассказать тебе, покаяться; ты был так тактичен, ты ни в чем меня не упрекнул, не спрашивал, даже сделал вид, что не заметил. Как можно после этого тебя обманывать. Не могу, не умею. Прощай, родной. Что бы ни было - знай, я любила тебя, я тебя не хотела обманывать и потому ухожу".
Я несколько раз перечитал это странное письмо. Рядом, в соседней комнате, сотрясался от рыданий муж - тихий, бледный человек с хорошим лицом и умными глазами. Он тоже не понимал, в чем дело.
Было ясно, что налицо какое-то преступление, шантаж, угроза разоблачений, И в этом направлении надо было вести следствие.
Я начал устанавливать круг знакомых покойной; узнал фамилию ее ближайшей подруги, вызвал ее к себе на допрос.
Подруга явилась. Высокая статная женщина лет двадцати пяти, одетая модно, даже несколько вычурно. Она была явно смущена и пыталась скрыть это напускной развязностью.
– Ваше имя, отчество?
– Ирина Сергеевна ...
– Чем вы занимаетесь?
– Я замужем.
– Вы, кажется, были близкой подругой В-вой?
– Да, да. Мы с ней обожали друг друга. Вы не знаете, какая она была прелесть, какой чудный человек.
И Ирина Сергеевна приложила к сухим глазам кружевной платочек.
– Сколько зарабатывает ваш муж?
Ирина Сергеевна назвала скромную ставку среднего служащего.
– А на какие средства вы так одеваетесь?
Дама вспыхнула, что-то забормотала насчет умения экономить и закончила заявлением, что это к делу не относится.
Весь облик этой молодой красивой женщины, ее манеры, слишком яркий маникюр, привычка произносить слова нараспев, как бы играя, заученные движения ресниц, модное обтянутое платье, подчеркивающее формы, - все это было типично. Передо мною была "нэповская бабенка", из тех, что заполняли в те годы модные рестораны, бега, кабаре, а днем совершали по Петровке
Я продолжал допрос. Очень скоро обнаружилось, что Ирина Сергеевна давно дружна с В-вой, у них были общие знакомые, они были вполне откровенны друг с другом. И постепенно, шаг за шагом, передо мной вырисовывалась жизнь покойной, ее интересы, ее воспитание, даже ее первый роман. Происходя из мещанской семьи, строя все свои жизненные расчеты на "удачном замужестве", В-ва пришла в отчаяние, когда забеременела от человека, который и не думал вступать с нею в брак. И вот тогда ей пришла на помощь Антонина Александровна. Она устроила ей аборт.
– А вы знаете Антонину Александровну?
– Ну, знаю. А что?
– Ничего. Хорошо знаете, бываете у нее?
– Изредка, - тихо ответила Ирина Сергеевна, все больше смущаясь.
– Да вы не смущайтесь. Муж не узнает. Там что, дом свиданий?
– Да... нет... То есть не то чтобы... но вообще...
– А В-ва после замужества там бывала?
– Нет, она не хотела, но она боялась Антонины Александровны.
– А почему боялась?
– Боялась, что муж узнает о том, что она там раньше бывала. И я тоже боюсь... теперь все узнают... муж, знакомые, все...
И Ирина Сергеевна зарыдала уже без всякой игры, зарыдала, не вытирая слез, по-детски чмокая губами и всхлипывая сразу покрасневшим носом. Если женщина так плачет, она не притворяется. Мне стало ее жаль.
– Успокойтесь, Ирина Сергеевна, не волнуйтесь. Поверьте, никто не узнает, вам ничего не грозит.
И в тот же день с агентами уголовного розыска я явился на квартиру Апостоловой, в тихий церковный домик. В квартире были обнаружены мужчина и женщина, устроившиеся в спальне. Хозяйка и ее горничная были в столовой. Всех доставили ко мне на допрос.
Мужчина, крупный московский нэпман-мануфактурист, немолодой тучный армянин, долго не хотел давать откровенных показаний. В конце концов он рассказал:
– Иду, понимаете, по улице, устал - работаешь как зверь, и нет тебе ни отдыха, ни развлечений, - иду, понимаете, вижу старого приятеля - Скорнякова. Магазин шелка в Столешниковом. Долго не видались. Обрадовались. Ну, о делах, о мануфактуре, потом решили - надо встряхнуться. Но где, я вас спрашиваю, где? В ресторан - надоело. В кабаре - в зубах навязло. В казино - осточертело. В оперетту - опротивело. Скорняков и говорит: "Есть у меня семейный дом, высший свет, избранное общество. Хозяйка - стопроцентная генеральша. Одним словом, пошли". Пришли. Познакомились. Хозяйка - сразу кофе. Все чинно, благородно, понимаете. Скорняков говорит: "Антонина Александровна, Маринянц-мой друг, прошу любить и жаловать: мануфактурное дело на Никольской. Но, понимаете, скучает". Хозяйка и говорит: "Действительно, теперь все скучают. Ничего, я вас познакомлю, говорит, с интересными женщинами. Не заскучаете". И, понимаете, спрашивает: "Каких вы любите: блондинок, брюнеток?" Я и говорю, понимаете: "Люблю блондинок, полных блондинок, но, говорю, я - человек семейный",-"Что вы, говорит, что вы! У меня только семейные и бывают". Ну и пошло. Нина Михайловна. Заплатил сто рублей. Хозяйке тридцать. Потом Лидия Федоровна. Заплатил сто рублей. Хозяйке тридцать. Потом Мария Павловна. Заплатил сто, хозяйке тридцать. И, понимаете, все - замужние, порядочные женщины. Что и соблазняло. Ну и вот сегодня. Жена врача. Только вы, товарищ следователь, поймите, я человек женатый, у меня жена молодая, ревнивая. Скандалу не оберешься. Вы как мужчина должны меня понять...