Записки следователя (Старый знакомый, рассказы)
Шрифт:
– Добрый вечер, добрый вечер, - с достоинством протянул он.
– Ну и задали вы мне работку, будь она проклята!.. Это называется - человек приехал встряхнуться и отдохнуть!.. От такого отдыха недолго и сыграть в ящик - как говорил мой покойный папа, а человека умнее его в Одессе не было и уж теперь безусловно не будет... Между прочим, он был лучший слесарь-механик в этом великом городе, и я убедился по себе, что законы наследственности не выдумка шарлатанов... Один раз, не сойти мне с этого места...
– Нельзя ли ближе к существу дела?
– перебил его Осипов.
– Историю с покойным папашей вы мне рассказывали еще в тысяча девятьсот двадцать первом году...
– Пардон, забыл, ей-богу забыл, - произнес "адмирал".
– Так вот,
– Сенька Барс, знаю, - произнес Осипов.
– Именно. Обливаясь горючими слезами, он поклялся, что это не его работа. Что вам много говорить?.. Там были сливки Москвы, я все поклялись бросить работу, пока не найдут этих проклятых монет, из-за которых мы все опозорены... И кому, как не вам, знать, что они действительно сдержали слово...
– Это верно, - подтвердил Осипов.
– За эти сутки, впервые за последние годы, не было совершено ни одной кражи...
– Что значит кражи?
– обиженно спросил "адмирал".
– Что значит - кражи, когда сутки вообще никто не работает... Ведь пришлось мобилизовать всех фармазонов, и уличных грабителей, и кукольников, всех стоящих людей... Был ли раздет хоть один нэпман, вырвана ли хоть одна сумка у какой-нибудь шмары, вытащен ли хотя бы один бумажник? Да что говорить, когда город объявлен на осадном положении... Нам недешево обошлись эти динары с дырками!.. Может быть, вы думаете, что хоть один человек спал хотя бы десять минут? Если вы это думаете, я перестану вас уважать...
– Нет, я этого не думаю, - поспешил заявить Осипов.
– Потому что умный человек!.. Скажу больше - всю ночь я сам провел на главной малине...
– В Зоологическом переулке?
– улыбнулся Осипов.
– Николай Филиппович, этого я от вас не ожидал, - нахмурился "адмирал", адмирал Нельсон за всю свою жизнь не завалил ни одной малины и такие вопросы,это не по конвенции... В общем... я ничего не скажу...
– Ладно, замнем, - усмехнулся Осипов.
– Продолжаем заседание...
– Продолжаем. До утра я просидел на малине, каждые полчаса прибегали люди со всех концов города, и каждый говорил: "Нет!.." В семь часов утра ни один профессор на свете не дал бы за мою жизнь медного гроша, так меня трясло от волнения... В восемь я уже был одной ногой на том свете, и сильно попахивало могилой - сердце почти не работало, пропал пульс, и Манька Блоха, хозяйка малины, рыдала, глядя на меня, и вопила:
"Адмирал", миленький, неужели ты помрешь из-за каких-то динаров с дырками? Ой, что мы скажем Одессе? Как объясним, что тебя не уберегли, мне сожгут малину, "адмирал"..." Кто, вы думаете, меня спас?.. Сенька Барс. Он прибежал в девять тридцать и, увидев, что я уже почти не дышу, сразу понял, что надо делать... Дело в том, что Барс - человек с недюжинным образованием, он почти закончил фельдшерскую школу в Жмеринке и, видит бог, если б не стал вором, то давно был бы профессором медицины... В общем, он с ходу ринулся в ближайшую больницу и там средь бела дня стащил из-под какого-то больного подушку с кислородом, которую принес мне... Дай ему бог здоровья - это была единственная кража, совершенная за этот ужасный день... Хорошо я отдохнул в Москве, а, Николай Филиппович?!
– Ближе к делу, "адмирал", -
– Мы как раз к нему подходим, и сейчас я брошу якорь, - сказал "адмирал".
– Когда я немного отдышался, вбежал Колька Кролик из Марьиной Рощи с таким видом, как будто он только что сорвался с кола турецкого султана или украл в трамвае линии "Б" британскую корону, и заорал во все горло. "Что ты орешь, идиот?" - спросил я, а он все продолжал кричать, пока Сенька Барс не вытряхнул из него сути дела: оказывается, урки нашли все-таки этого проклятого ворюгу, и он оказался, во-первых, не москвич, во-вторых, что еще более важно, не одессит, и, в-третьих, даже не настоящий урка, а какой-то приезжий штымп из Тулы... После этого я вас спрашиваю, можно жить на этом странном свете?
– Где же монеты?
– спокойно спросил Осипов, пристально глядя прямо в глаза "адмиралу". .
– Как раз этот вопрос, не будучи оригиналом, я задал Кольке Кролику, язвительно ответил "адмирал".
– Монеты в Туле, куда этот штымп успел их отвезти. Теперь за ними поехала туда такая делегация, что если в этом городе останется хотя бы знаменитый оружейный завод, так горсовет может устроить торжественное заседание... Скоро их привезут сюда...
Тут даже Осипов не выдержал и вздохнул с облегчением. У меня от радости кружилась голова. Ножницкий так смеялся, что слезы текли у него по лицу, тут кто-то бросил камешек в окно, у которого мы сидели. "Адмирал Нельсон" моментально вскочил и, воскликнув: "Послы прибыли! Музыка играет туш!" выбежал из пивной.
Через несколько минут он возвратился в пивную с очень торжественным видом, неся в руках довольно большой кожаный мешок с медными застежками.
– Вот они, - произнес "адмирал", и его единственный глаз засверкал от сатанинской гордости.
– Могу дать голову на отсечение, что если б даже все полиции мира, совместно с участниками Венского всемирного конгресса криминалистов, на котором берлинский полицей-президент так заслуженно тепло отозвался о моих руках, приехали бы сюда, чтобы разыскать эти монеты, им бы пришлось организованно утопиться в Москве-реке от неслыханного позора... Молодой человек, - обратился он ко мне,- вы только вступаете в жизнь и глубоко мне симпатичны, смотрите, любуйтесь, запоминайте: вот на что способны воры, когда задета их честь... Вот что такое "адмирал Нельсон" и его громадный авторитет!..
И, расстегнув застежки, он открыл мешок, внутри которого в специальных ячейках сидели, как голуби в гнездах, монеты.
Мы стали их разглядывать. Их было около двухсот, и все они были медные, зеленые и ржавые от древности, маленькие и большие, с вычеканенными на них быками и змеями, орлами и козлами, сфинксами и журавлями.
– Прошу встать перед лицом тысячелетий!
– торжественно произнес "адмирал" и действительно встал.
– Видите, вот, судя по дыркам, - те самые динары, из-за которых поднялся такой страшный шухер... Боже мой, какая гримаса жизни, как любил говорить одесский присяжный поверенный Николай Николаевич Шнеерзон, защищавший меня в тысяча девятьсот пятнадцатом году, когда меня в конце концов поймала сыскная полиция... Действительно гримаса - эти монеты противно взять в руки... Из-за такой дряни лучшие люди великого города носились, как коты, нанюхавшиеся валерьянки... Стоило волноваться наркому из-за этой ржавой меди!.. Поистине, и большие люди - глупцы, как говорил философ Спиноза, хотя скорее всего, что он этого и не говорил...
"Адмирала" понесло. Опрокинув пару стопок водки и залив их большой кружкой пива, он извергал на нас потоки своего красноречия. Из вежливости - все-таки этот человек нам помог - мы его не перебивали. Осипов заметно погрустнел: он очень не любил болтовни. А на нас сыпались философские сентенции и хвастливые воспоминания старого медвежатника, лирические отступления и воровской фольклор одесской Молдаванки.
Наконец он иссяк, или точнее - устал. Воспользовавшись паузой, мы уже хотели проститься, как "адмирал" неожиданно сказал: