Записки социальной психопатки

Раневская Фаина Георгиевна

Я социальная психопатка. Комсомолка с веслом. Вы меня можете пощупать в метро. Это я там стою, полусклонясь, в купальной шапочке и медных трусиках, в которые все октябрята стремятся залезть. Я работаю в метро скульптурой. Меня отполировало такое количество лап, что даже великая проститутка Нана могла бы мне позавидовать.

Это не театр, а дачный сортир. В нынешний театр я хожу так, как в молодости шла на аборт, а в старости рвать зубы. Ведь знаете, как будто бы Станиславский не рождался. Они удивляются, зачем

я каждый раз играю по-новому.

— Я была вчера в театре, — рассказывала Раневская. — Актеры играли так плохо, особенно Дездемона, что когда Отелло душил ее, то публика очень долго аплодировала.

— Ну эта, как ее… Такая плечистая в заду… (Раневская забыла фамилию актрисы, с которой должна была играть на сцене).

Одиноко. Смертная тоска. Мне 81 год… Сижу в Москве, лето, не могу бросить псину. Сняли мне домик за городом и с сортиром. А в мои годы один может быть любовник — домашний клозет.

Жизнь моя… Прожила около, все не удавалось. Как рыжий у ковра.

Жить надо так, чтобы тебя помнили и сволочи.

А по поводу вторых половинок несравненная Фаина Раневская как-то сказала: «Вторая половинка есть у мозга, жопы и таблетки. А я изначально целая».

Раневская о здоровье:

— Самая любимая моя болезнь — чесотка: почесался один раз — и ещё хочется! А самая ненавистная болячка — это геморрой: ну ни себе, ни людям — ни посмотреть, ни показать, ни похвастаться…

У Раневской спросили: что для нее самое трудное?

— О, самое трудное я делаю до завтрака, — сообщила она.

— И что же это?

— Встаю с постели.

— А вы куда хотели бы попасть, Фаина Георгиевна, — в рай или ад? — спросили у Раневской.

— Конечно, рай предпочтительнее из-за климата, но веселее мне было бы в аду — из-за компании.

— Вы слышали, как не повезло писателю N.? — спросили у Раневской.

— Нет, а что с ним случилось?

— Он упал и сломал правую ногу.

— Действительно, не повезло. Чем же он теперь будет писать? — посочувствовала Фаина Георгиевна.

Шкаф Любови Петровны Орловой так забит нарядами, — говорила Раневская, — что моль, живущая в нем, никак не может научиться летать!

Раневская: Нонна, а что, Н. умер?

Нонна: Умер.

Раневская: То-то я смотрю, он в гробу лежит…

Писать о себе плохо — не хочется. Хорошо — неприлично. Значит, надо молчать.

Еще мне незаслуженно приписывают заимствования из таких авторов как Марк Твен, Бернард Шоу, Тристан Бернар, Константин Мелихан и даже Эзоп и Аристотель. Мне это, конечно, лестно, и я их поэтому тоже благодарю, особенно Аристотеля и Эзопа.

— Фаина, — спрашивает ее старая подруга, — как ты считаешь,

медицина делает успехи?

— А как же! В молодости у врача мне каждый раз приходилось раздеваться, а теперь достаточно язык показать.

Семья заменяет все. Поэтому, прежде чем ее завести, стоит подумать, что тебе важнее: все или семья.

— Ох и трудно сейчас жить честным людям! — пожаловался Раневской один видный товарищ.

— Ну а вам-то что? — спросила актриса.

Нельзя играть Толстого, когда актер П. играет Федю Протасова. Это все равно что, если б я играла Маргариту Готье только потому, что я кашляю.

Вы знаете, что такое сниматься в кино? Представьте, что вы моетесь в бане, а туда приводят экскурсию.

Есть люди, в которых живет Бог; есть люди, в которых живет дьявол; а есть люди, в которых живут только глисты.

Мне всегда было непонятно: люди стыдятся бедности и не стыдятся богатства.

Я обязана друзьям, которые оказывают мне честь своим посещением, и глубоко благодарна друзьям, которые лишают меня этой чести.

8 марта — мое личное бедствие. С каждой открыткой в цветах и бантиках вырываю клок волос от горя, что я не родилась мужчиной.

Меня врач спрашивает: «Как вы спите?»

Я говорю: «Я сплю с Пушкиным… Засыпаю, и мне снится Пушкин. Он идет с тростью по Тверскому бульвару. Я бегу к нему, кричу. Он остановился, посмотрел, поклонился и сказал: «Оставь меня в покое, старая б… Как ты надоела мне со своей любовью».

В ответ на свою статью к юбилею Раневской Ия Саввина получила от нее телеграмму: «БЛАГОДАРЮ ЗА БЛИСТАТЕЛЬНЫЙ НЕКРОЛОГ».

Что-то давно не говорят, что я блядь. Теряю популярность.

Женщина, чтобы преуспеть в жизни, должна обладать двумя качествами. Она должна быть достаточно умна, чтобы нравиться глупым мужчинам, и достаточно глупа, чтобы нравиться мужчинам умным, — говорила Раневская.

Кто-то из актёров звонит Фаине Георгиевне, чтобы справится о здоровье.

— Дорогой мой, — жалуется она, — такой кошмар! Голова болит, зубы ни к черту, сердце жмет, кашляю ужасно. Печень, почки, желудок — все ноет! Суставы ломит, еле хожу… Слава Богу, что я не мужчина, а то была бы ещё предстательная железа!

Раневская не любила зиму. Она говорила:

— Я ненавижу зиму, как Гитлера!

Раневская познакомилась и подружилась с теткой режиссера Львовича, которая жила в Риге, но довольно часто приезжала в Москву. Тетку эту тоже звали Фаина, что невероятно умиляло Раневскую, которая считала свое имя достаточно редким. «Мы с вами две Феньки, — любила при встрече повторять Раневская. — Это два чрезвычайно редких и экзотических имени».