Записки средневековой домохозяйки
Шрифт:
– Нет у меня… Я все выданные мне деньги потратила! Хозяйка… – попыталась поюлить я.
Тут второй бугай пакостно ухмыльнулся:
– Заливай больше! Никому ты не служишь! Повадки у тебя не те!.. Небось благородная дочурка из дома от папаши с женишком сбежала… Потому деньги гони! Ну?!
И словно в подтверждение своих слов вытащил из рукава устрашающего вида тесак.
Ужас сковал меня так, что даже язык отнялся. Я смогла только что-то нечленораздельно промычать, и то очень-очень тихо.
Приняв мой страх за согласие, первый опустил меня на землю, но рук так и не убрал. Второй же, подступив еще
Трясущимися руками я полезла за пазуху и достала кошелек. Он тут же, словно по волшебству, перекочевал к ним. На огрубевшую ладонь выкатился золотой кругляш.
– Ух ты! – выдохнул первый, а второй попросту восхищенно присвистнул.
– Еще у тебя есть?
Я в отчаянии замотала головой.
– А если потрясти?..
Уже почти не понимая толком от страха, что делаю, я достала из кармана всю медь, что отсчитала мне торговка, и протянула им.
– А еще?! – вновь потребовал второй, выгребая мелочь.
От боязни я невольно заплакала, слезы полились из глаз прозрачными ручейками.
– Тогда, может, собой рассчитаешься? – предложил первый, ухмыляясь, и, отведя тесак напарника в сторону, рванул отворот дубленки.
У меня ноги подкосились, я начала обессиленно сползать вниз по стене. Но бугай мне этого не позволил. Вздернув меня вверх, он потянулся губами к моей шее.
Не знаю, что придало мне сил, но в последний момент я дернулась, метнувшись в сторону, вырвалась из бандитской хватки и что было мочи припустила по переулку. Не оглядываясь, я неслась сломя голову до поворота и, лишь когда свернула за угол, поняла, что слышу вслед заливистый издевательский свист – так кошек шугают в подворотне. Однако останавливаться не стала и, пока не закололо в боку, я бежала вдоль какой-то улицы, а потом встала и обессиленно расплакалась.
Не помню, как я добралась до нашей квартиры. Я шла по улицам, шла и, кажется, плакала. Но никто меня не останавливал, лишь косились в мою сторону, а люди, одетые побогаче, и вовсе переходили на другую сторону улицы, словно не желали идти со мной по одному тротуару. Все случившееся меня сильно потрясло, казалось, даже в голове помутилось от произошедшего, а может быть, удары об стенку так подействовали. Однако в один момент я поймала себя на том, что прохожу мимо знакомой двери. Мне даже пришлось вернуться и несколько секунд посмотреть на нее, прежде чем я поняла, что именно здесь мы живем.
Я принялась судорожно охлопывать себя по бокам в поисках ключа. Благо я не положила его в кошелек, как хотела, а сунула в карман, пришитый к дубленке изнутри. Все еще подрагивающими руками я кое-как вставила его в замочную скважину и, поднажав плечом на створку, с трудом провернула и открыла.
Войдя, я первым делом заперлась на ключ и задвинула засов, а потом шагнула к столу, да так и застыла посредине кухни.
Постепенно ко мне начал возвращаться разум. В доме пахло кислым тестом (оно так сильно разгулялось, что давно вывалилось из кастрюли), в дымоходе свистело, выдувая последние остатки тепла. Слезы вновь было закапали, но я сердитым жестом утерла их и от этого окончательно ожила. Сама виновата, сама и расхлебывать буду!
Повесив дубленку на вешалку при входе, я закатала рукава платья, повязала фартук
В очередной раз утерев непрошеные слезы, которые так и стремились пролиться из глаз, я начала соображать, что бы такого сделать.
В дверь постучали. Я вздрогнула и воззрилась на нее, как кролик на удава. Постучали вновь, на этот раз сильнее.
– Это я! Меган, – наконец раздалось с той стороны, и я отмерла.
Быстренько утерев все еще влажные после фасоли руки, я поспешила открыть. Но едва я распахнула дверь и девушка увидела меня, как всплеснула руками и быстро затолкала меня обратно. Только закрыв дверь и прижавшись к ней спиной, она спросила:
– Миледи, что случилось?! На вас лица нет…
Эти слова послужили пуском, после которого на свет вырвались слезы, которые я до того пыталась сдерживать.
Плача навзрыд, не совсем связно я попыталась рассказать, что же случилось, но лишь некоторое время спустя, когда Меган налила мне полный стакан воды и заставила выпить мелкими глотками, я смогла ей все поведать.
– Меги, я все понимаю, я сама виновата, – пыталась высказать я за нее то, что выражали ее глаза. На самом же деле девушка не произнесла даже слова укоризны, лишь сидела рядом и гладила по вздрагивающей спине. – Меги, дорогая моя, я все знаю! Я дура, что не послушала вас с Агной и Питера… Я… Я сама виновата во всем, что случилось! Только я! Но пойми… Вы работаете, а я сижу дома… Как кукла! Да что же это за жизнь такая?! – И вновь всхлипнула.
– Не волнуйтесь, не переживайте, – попыталась успокоить меня девушка. – Поплачьте, и будет. Деньги им все равно впрок не пойдут. А мы… Мы вас научим всему. И как за покупками ходить, чтобы не обсчитали, и как торговаться… Вы ж у нас как дитя малое. За вами пока глаз да глаз нужен. Но вот погодите, пройдет время, и у вас все получится. Правда-правда!
Я кивала, соглашаясь. Прекрасно понимала, что девушка права, но тем не менее продолжала плакать. Чем больше она пыталась меня приободрить, тем сильнее лились слезы из глаз. Но наконец и они иссякли.
В кухне вкусно запахло печевом.
– Вы сидите, – предупредила Меган и, подхватившись, начала доставать из духовки подрумянившиеся караваи и несладкие булки. – Сидите, сидите, – приговаривала она, дуя на обожженные пальцы, но без помощи лопатки продолжая снимать с листов хлеб. – Вы сегодня перенервничали. Вон какая оказия произошла. Но ничего. Завтра отоспитесь, и все забудется…
Она разговаривала со мной, как с маленькой, и не ждала никакой помощи. Но оно было и правильно – из меня помощник сейчас был, как из бутылки молоток.