Записки сумасшедего следователя
Шрифт:
Рассматривая возможность участия в убийстве самого Цезаря, я допросила членов его туристической группы; несмотря на то, что прошло много лет после интересующих меня событий, все очень хорошо его помнили. Женщины сказали, что Цезарь сразу обратил на себя внимание интересной внешностью и галантностью. Выяснилось, что ночь с воскресенья на понедельник все туристы провели в загуле, разбившись на компании, но никто так и не вспомнил, в какой же компании веселился Артокалис. Так что алиби у него не оказалось, что не исключало возможности на машине за несколько часов доехать до города, а к утру вернуться обратно, поскольку утомленные бурной ночью туристы пробуждались поздно.
Еще одним кирпичиком в версию о причастности
Разбить версию Артокалиса об убийстве его сына неизвестными, присланными женой, труда не составило: в ней было столько противоречий, что не нужно было никакого юридического образования, чтобы их оценить. Скажем, он стал утверждать, что неизвестные на кладбище напали на них, ему брызнули в глаза из газового баллончика, и он успел увидеть, как они наносят сыну удар по голове туристским топориком, после чего бросился бежать и опомнился минут через двадцать, в нескольких троллейбусных остановках от кладбища, а когда вернулся на кладбище, там уже не было никого, и тела сына тоже не было. Но ведь, явившись в милицию с повинной, он назвал точное количество ударов, нанесенных сыну по голове, которое полностью совпало с количеством повреждений, обнаруженных на трупе Артура судебными медиками. И подсказать ему этого никто не мог, поскольку трупик-то был выловлен лишь спустя неделю. И первоначальные показания Цезаря о том, что он сбросил в воду тело еще живого ребенка, соответствовали заключению медиков о последовательности нанесения мальчику рубленых ран и помещения в воду.
Но кое-какие противоречия я оценивала для пущей убедительности не только с помощью логики, но и с привлечением специалистов. Например, Артокалис, живописуя нападение на него и на сына неизвестных, подробно рассказывал, что, получив струю газа в лицо, он побежал, бежал долго, не меньше двадцати минут, и только остановившись, почувствовал резь в глазах, и у него потекло из носу. Военный токсиколог из Академии дал мне заключение о том, что описанная Артокалисом картина воздействия газа не соответствует реальной, так как не используются газовые баллончики с отсроченным действием; цель их – вывести человека из строя мгновенно, и резкий спазм век и слезотечение наступает моментально после применения газа, что исключает возможность передвижения человека в течение как минимум десяти минут, пока не пройдет эффект от воздействия газа и не появится возможность что-либо видеть. При этом, когда я рассказала токсикологу фабулу дела, он – военный человек, подполковник, грустно сказал: «Когда я слышу такие вещи, я жалею, что не живу на необитаемом острове, – чтобы не знать всего этого».
Так что с этим делом все было ясно. Мое удивление, правда, вызвало имевшееся в деле ходатайство от имени матери Людмилы – бабушки погибшего Артура – о назначении Артокалису как можно более мягкого наказания за убийство ее внука. Написано оно было хорошо знакомым мне почерком Альбины Федоровны. И когда я задала ей вопрос, каким образом в деле появилось ходатайство от имени другой бабушки Артура, но написанное ее рукой, Альбина Федоровна, не дрогнув лицом, сказала, что другая бабушка очень волновалась и попросила ее написать такое ходатайство от ее имени.
Другая же бабушка рассказала мне совсем не то: во время суда ей позвонил домой неизвестный мужчина и сказал, что ей принесут ходатайство, которое
Оснований для пересмотра приговора по делу об убийстве Артокалисом сына установлено не было, и Цезарь Юлианович отправился назад в колонию досиживать срок. А я, уже перейдя из районной прокуратуры в городскую, таскала за собой дело об исчезновении Людмилы; оно не давало мне покоя, днем и ночью я думала о том, как найти труп и доказать вину убийц.
Как-то я рассказала эту историю знакомому журналисту и посетовала, что мне осталось только обратиться к экстрасенсам, чтобы найти труп. Тогда народ зачитывался «Мертвой зоной» Кинга, газеты писали о том, что вещунья Клара разоблачила преступную группу, в научной периодике публиковали статьи об использовании ясновидящих в полицейской практике. Феликс – журналист – ухватился за эту идею и в считанные дни нашел женщину-экстрасенса по имени Карина, известную тем, что она могла вводить в гипнотический транс людей, которые хотели узнать судьбу пропавших без вести, и показывать им, куда и при каких обстоятельствах те пропали.
Моя атеистическая натура противилась каким-то ненаучным методам раскрытия преступлений, но потом я подумала – если это поможет, то не все ли равно, каким способом я узнала, где труп? В конце концов, нужно испробовать все средства.
Я познакомилась с Кариной, оказавшейся женщиной средних лет, мягкой и приятной в общении. Она рассказала технологию получения информации: выбирается человек, который вводится ею в особое гипнотическое состояние, она внушает ему, что он и есть пропавший – то есть как бы помещает реципиента в шкуру того, о ком он хочет узнать, и он, находясь под гипнозом, рассказывает от первого лица, что случилось с пропавшим. Для опыта нужен человек, который хочет получить информацию, причем безразлично, находится этот человек в какой-либо степени родства с пропавшим или нет, а также наблюдатель, который будет фиксировать рассказ реципиента. Я, конечно, захотела сама перевоплотиться в Людмилу и увидеть, что с ней произошло, но Карина возразила – лучше будет, если это возьмет на себя кто-нибудь из родственников Людмилы, а я бы выполняла функции наблюдателя.
Я рассказала о своих планах родственникам Людмилы, которые все еще не смирились с неизвестностью и надеялись узнать правду. И сестра Людмилы – Таня – изъявила горячее желание принять участие в эксперименте. Она, обнадеженная, пусть призрачной, возможностью пролить какой-то свет на исчезновение сестры, стала смотреть восторженными глазами на Карину. Они подружились, везде ходили вместе, чуть ли не держась за руки, Карина прониклась ее бедой. Меня же интересовал вопрос: не опасно ли это для здоровья, не наступит ли каких-то нежелательных последствий? Карина заверила меня, что это абсолютно безвредно, даже головной боли не будет. Если бы... Но обо всем по порядку.
Конечно, я и в мыслях не держала облечь эксперимент в форму какого-либо следственного действия. В конце концов, ситуация уже вышла из-под моего контроля; даже если бы я отказалась от получения информации таким путем, Татьяну уже ничто не остановило бы, они с Кариной нашли полное взаимопонимание. Мне оставалось только дождаться результата.
Поскольку этот эксперимент не имел никакого отношения к процессуальным действиям, я решила даже не присутствовать при нем и попросила Феликса быть наблюдателем.