Записки сумасшедшего. 10000 Будд
Шрифт:
Но медитация — это волшебство. Она может трансформировать обычное в сверхъестественное, что объяснить словами будет уже невозможно… поэзия по сравнению с этим будет просто тенью.
Поэзия не сможет этого описать…
Музыка не сможет этого выразить…
Ничто не сможет этого выразить…
Не сможет ничто, кроме безмолвия…
Гит Бхарти, не бойся. Я знаю, что ты меня любишь. Не обращай на меня внимания, когда пишешь свои заметки. Яшу Бхарти и я можем парить еще выше…
Летите
в мир, выходящий за пределы…
То, что я не могу описать, никто не сможет описать. Я сумасшедший. Со мной не так просто иметь дело.
Это совершенно.
Это превосходит все.
Это рассвет.
Это… этого больше нет.
Пусть звезды танцуют.
О, это так здорово,
источник всего великого, откуда все великое
родилось…
Микеланджело, Достоевский…
Да! Это оно!
Серия 1. Беседа пятая
Яникогда не работал. Я не рабочий. Я просто наслаждался, наслаждался жизнью во всех ее проявлениях, каждым ее мигом.
Древний пруд.
Лягушка прыгнула в воду.
Буль!
Круги, круги в древнем пруду…
Маленький прудик.
Лягушка прыгнула в воду.
Буль!
Круг завершен. Круг — единственная совершенная фигура. Только круг может стать совершенством. Пифагор это знал, именно поэтому его так влекло к кругам. Все, кто познал, знали, что круг — это самая совершенная вещь во всем существовании.
Деревня, где я родился, была ровно восемнадцать миль в сторону от шоссе. Это была бедная деревня, которая не могла себе позволить большого строительства. Там был маленький пруд. Наверно и лягушки в воду прыгали, но я тогда еще ничего не знал о Басё. Теперь я вижу. Я могу увидеть круги на воде, и покой… полный покой. Это редкость на земле.
Я прекратил говорить с аудиториями, потому что говорить с толпой — значит опуститься. Теперь я могу говорить только с отдельными людьми, с теми, кто мне близок. А слова — это ведь только жесты. Обычные слова становятся вещами. Даже Бог стал вещью. Тысячи поклоняются вещам. Но Бог ведь это не вещь; вы не можете создать образ Бога. Бог это все вещи, взятые вместе. Он есть сама совокупность. Он отделен от этого, но все же в этом.
Бог, каким его видят философы, определенно мертв, мертв навсегда. Церкви, мечети, храмы пусты… тот бог мертв. Но настоящий Бог не мертв. Поэтому Ницше тоже неправ. Неправ также и Рассел, неправ Сартр. Настоящий Бог это сама Реальность, сама сущность, сама совокупность.
От мельчайшего к самому большому,
от бессмысленного о к многозначительному,
от плача ребенка к стихам Кабира,
от штрихов к картинам,
от тех, кто познал, к тем, кто не знает,
Он —
В этот момент, в этот самый момент я просто сознаю это… Это поклонение, но ведь можно это полюбить… можно к этому притронуться… можно взять в руки, почувствовать фактуру.
Это замечательно, что бог философов умер. Я бандит. Остаться со мной, значит стать бандитом, стать и Зорбой, и Буддой одновременно. Мой путь — это путь полного единения между эпикурейцами и аскетами, между материалистами и духовными искателями. Я не отношусь ни к какой категории. Я принадлежу к моему собственному классу.
Это так здорово, я хочу сказать, что в этом моя молитва, в этом мое поклонение. Когда я сказал, что это здорово, я имел в виду, что об этом больше и сказать-то нечего, я просто показал пальцем на луну, но мой палец ведь не луна.
Бывают мгновения, когда не можешь больше молчать. Не так много можно сказать, но хочется этим немногим поделиться, выразить. До сих пор никто не смог рассказать, что это такое… никто также не был в состоянии и сопротивляться этому рассказу.
Я непрерывно говорил двадцать пять лет, и это привело только к тому, что меня не поняли. Поэтому я ушел от масс, но для небольшого количества избранных я всегда доступен.
Я слышу, Яшу Бхарти хихикнула… она продолжает оставаться леди… какая досада! Рядом со мной, в непосредственной близости, она все равно остается леди. Смейся, не хихикай. Смейся так, чтобы звезды попадали. Чтобы по крайней мере этот дом обрушился. Не бойся, мы поднимаемся. Я сказал «мы» со смыслом, потому что я хочу тебя поднять. Мы поднимаемся — каждое мгновение все выше и выше. Если я прекращу говорить, это будет значить, что я в таком трепете, что могу сказать только аххх! Жизнь это прекрасная песня, и такой запредельной красоты, что даже не может быть спета.
Рабиндранат, величайший поэт Индии, написал шесть тысяч поэм. Когда он умирал, один друг его спросил: «Боже милостивый! Почему ты плачешь?» Даже у меня слезы появились на глазах. Он плакал, несмотря на то, что ему было восемьдесят лет. Считается, что человек должен быть в здравом уме, серьезным, что смерть нужно принять, особенно так считают в Индии. Друг сказал: «Бог наделил тебя таким большим талантом. Ты спел шесть тысяч песен, и все же ты плачешь?»
Рабиндранат ответил — так же, как и я сейчас говорю со слезами на глазах: «Вот поэтому я и плачу. На эти шесть тысяч песен я потратил все свои силы, но ничего не получилось. Неспетое так и осталось неспетым. Я плачу навзрыд и прошу Бога помочь мне еще раз. Может быть, в следующий раз у меня получится немного лучше. И ты еще хочешь, чтобы я не плакал? Ведь уже пришел мой последний вздох…» И со слезами на глазах он умер.
Это прекрасная смерть. И прекрасная жизнь. И какая нужна смелость, чтобы сказать, что песня так и осталась неспетой, даже после присвоения Нобелевской премии.
Я не могу рассказать, что я вижу… я не могу это описать. Любая попытка будет неудачной… но беспокоиться не стоит. Лучше потерпеть неудачу, чем вообще не пробовать описать великую красоту.
Я вижу, как облака остались позади,
горные вершины остались позади,
все осталось позади.
Это божественный путь.
Это существование,
это язычество.
Я люблю красоту,
я люблю весь мир,
цветы, деревья, звезды…
Я люблю, я просто люблю.