Записки танкиста. Моя французская сестра
Шрифт:
Капитан откладывает газету, про пожар на АЭС ему тоже не особо интересно. Сколько таких аварий было. Но раз сказали, ознакомить личный состав, нужно ознакомить. Про допрос рядового, задержанного во Владике, весь полк шепчется.
– Ну… сбежал он за два дня до всего этого. Сбежал и стал прятаться, ждать. Попросил друзей, они ему воду и хлеб таскали со столовой – цистерна из-под воды пустая была, он там и отсиживался.
Потом, когда седьмая рота в караул заступила, вылез и пришёл на дальний пост, около автопарка.
Часовой был парень крепкий, спортсмен… Не ожидал, наверное, что на него этот студент-недоучка кинется. Сейчас трудно разобраться как, но автомат он выхватил.
– Зачем он стрелял-то, товарищ капитан? – казалось вопрос задал весь взвод.
– Испугался. Сказал, тот на меня пошёл, ну я и дал очередь.
Очередь. Говорят, пули в теле направление меняют… пол спины вынесло…
Мы все сидим и молчим. Вот так все просто.
– А зачем ему автомат-то был?
– Мстить, говорит, поехал. Преподу из-за которого в армию загремел… Но по дороге напился самогонки в деревне, местные милицию вызвали.
Мстить, значит. Преподавателю в институте. Ну, даже не знаю… У меня тоже вон двойка по электротехнике. Придется исправлять после армии… Жаль часового, он-то при чем…
И как я вообще сюда попал? Зачем это все? И зачем студентов посылают сюда?
Ладно. Ровно через 10 дней учебка должна закончиться, не знаю уж, будет ли легче в войсках, но что-то новенькое хоть.
Я молча смотрю на плац, в голове строчки недавно написанной песни:
И останутся может быть десять
Десять, взорванных мною дорог
Десять, мною зачеркнутых песен
Десять, мною написанных строк…
Но для тех, кто лелеет иное
Не имеют значения они
Полный мрак за последней чертою
А пока… Просто слишком бесцветные дни
УЧЕБКА
Я показываю бумажку какому-то офицеру на входе, и смело смешиваюсь с толпой призывников.
Все что-то орут, машут руками, везде какие-то переклички и построения.
– О! Сташ! Ты что здесь делаешь?! – неожиданно для самого себя кричу я, глупее вопроса на призывном пункте не придумаешь.
– Ну… В армию иду служить. А ты? Куда тебя?
– Не знаю точно, но мне на призывной пообещали, вроде, в Подмосковье, в ПВО, а ты?
– Мне пофиг, ещё не знаю, куда пошлют туда и поеду! А может вместе?!
Сташ высокий, здоровый и борзый, а это особенно ценно в армии.
– А можно?! Давай вместе! Только как? Команды уже сформированы…
Сташ делает загадочное лицо. Вот никогда это его загадочное лицо ни
Пять минут Длинный втолковывает капитану с танками в петлицах, что мы с ним практически братья и как важно нам служить в одном месте. У капитана стол завален личными делами, он недовольно слушает Сташа в пол уха. Потом пожимает плечами, долго и странно смотрит на Длинного и, наконец, перекладывает папку из одной стопки в другую.
– Всё,– говорит Сташ, отходя от стола и потирая руки – мы в одной команде! Вместе служить будем!
– Стоп-стоп… Это здорово конечно, а где служить-то? Хорошо бы не далеко где-нибудь! Мне ж сказали под Москвой…
– Да какая разница! – не слушает меня Сташ, – Вместе главное! Танкистами вроде…
У Сташа рост за 190, вот охеренный танкист будет, ни в один танк не поместится.
– Наш самолёт произвёл посадку в аэропорту Артём, города Владивосток, температура за бортом 28 градусов тепла, просьба оставаться на местах до полной остановки двигателей…
Владивосток!!! Офигеть!
Хочется пить, есть и задушить Сташа – переложил, значит, папочку мою… А моя команда сейчас небось где-то под Наро-Фоминском выгружается!
В пятом взводе только двое русских – я и Сташ. Еще есть литовец Алгис, но на этом русскоговорящие заканчиваются.
Взводом командовал сержант Черкашин, как я позже понял, почти всегда накуренный. Он оглядел пополнение и, хихикнув, неожиданно сказал:
– А почему оба Кириллы? – заржал он, – с Москвы оба?
– Да, – сказал Сташ
– Нет, – сказал я, – Я с Чукотки.
– А! – Черкашин опять не к месту захихикал, – а то был у меня один москвич! Печенье жрал в туалете постоянно!
Правильно меня предупреждали – москвичей не любят, никогда не говори, что москвич.
– Не, – добавляю я уверенно, – я не москвич.
Сташ презрительно покосился на меня, но я и ухом не повёл.
– Ладно, пришивайте погоны, петлицы, потом отбой, – говорит сержант, – а у меня дела! Мне ещё анашу курить с братвой! И помните! Потеряете что-нибудь – будете копать!
Я не могу понять, он это серьёзно? Курить анашу? Копать ночью?
Дивный мир советской армии начал раскрываться во всей красе. Дни закрутились как барабан в револьвере. Неделя, другая и уже как не было никакой другой жизни раньше! Никакого института, никакой Москвы. Не было ни девчонок, ни ночных купаний в Нескучном Саду, не было пива в Парке Горького, не было Шоколадницы на Октябрьской…
– Я это жрать не буду, – бубнит Сташ, глядя с отвращением на курсантов.