Записки у изголовья (Полный вариант)

Сэй-Сёнагон

Как раз в эту минуту из дворца канцлера явилась толпа людей его свиты и разных челядинцев. Подбежав к вишневому дереву, они стали срывать с него ветки самодельных цветов, тихо переговариваясь между собой:

— Господин наш велел нам все убрать, пока еще темно. А солнце уже встает. Какая досада! Скорей, скорей! Поторапливайтесь.

Я глядела с любопытством. Если б это были люди, сведущие в поэзии, я бы напомнила им слова поэта Канэдзуми [369] :

Хоть говори, хоть нет. Ветку цветущей вишни' Я все равно сорву..

369

Сэй-Сёнагон

ошибочно приписывает эту танку Канэдзуми. Автор ее известный поэт Сосэй (? — 909). Она помещена в антологии «Госэнсю» (X в.):

«Что мне сторож лесной! Хоть говори, хоть нет, Ветку цветущей вишни Я все равно сорву На горе Оноэ в Такасаго!»

Для удобства читателей в перевода приведены три стиха вместо одного.

Вместо этого я громко спросила:

— Кто там крадет цветы? Не смейте, нельзя.

Но они со смехом убежали, таща за собой ветки.

Я подумала, что канцлера посетила счастливая мысль. В самом деле, кому приятно глядеть, как некогда столь прекрасные цветы вишни обратились в мокрые комки и прилипли к дереву?

Вернувшись во дворец, я никому не сказала ни слова о том, что видела.

Скоро явились женщины из ведомства домашнего обихода и подняли решетчатые створки ситоми. Женщины из службы двора прибрали покои. Когда они управились с работой, императрица поднялась со своего ложа.

Она сразу заметила, что цветов на вишне больше нет.

— Ах, странное дело! Куда исчезли цветы? — удивилась государыня. — Ты как будто крикнула утром: «Воры крадут цветы!» Но я думала, что унесут всего несколько веток, беда невелика. Видела ли ты, кто они?

— Нет, — ответила я, — было слишком темно. Только смутно двигались неясные тени… Мне показалось, будто какие-то люди воруют цветы, и я прикрикнула на них.

— Но все же, если б это были воры, — заметила императрица, — вряд ли они похитили бы все цветы до единого. Скорее всего, мой сиятельный отец приказал потихоньку убрать самодельные цветы.

— Что вы, как это возможно? — возразила я. — Нет, во всем виноват весенний ветер.

— Ах, вот как ты заговорила! Значит, что-то скрываешь. Видно, боишься бросить тень на его светлость.

В устах императрицы остроумный ответ не редкость, но все же я пришла в восхищение.

Тут показался канцлер, и я скрылась в глубине покоев из страха, что он увидит мой еще помятый сном «утренний лик» [370] .

Не успел канцлер войти, как изумленно воскликнул:

370

«Утренний лик» род вьюнка.

— Что я вижу! Пропали цветы на вишне. Вот новость! Но как вы не устерегли их? Хороши же ваши фрейлины, нечего сказать! Спят мертвым сном и не знают, что делается у них под носом.

— Но мне сдается, что об этом «узнал ты раньше меня» [371] , — тихонько прошептала я. Канцлер поймал мои слова на лету.

— Так я и думал, — заявил он с громким смехом. — Другие и не заметили бы! Я боялся только госпожи сайсё и вас.

— Да, верно, — подтвердила императрица с очаровательной улыбкой. Сёнагон знала правду, но старалась меня уверить, что всему виной весенний ветер.

371

Цитата из танки:

«Когда в глубине гор Впервые вдруг зазвучали Ранние соловьи, Узнал

ты раньше меня, Что снова весна вернулась…»

Автором предположительно является поэт Фудзивара-но Нобуаки.

— Ну, она обвиняла его напрасно. — И канцлер с утонченным изяществом начал декламировать стихотворение:

Время пришло возделать [372] Даже поля на горах. [Не обвиняй же его, Этот ветер весенний, Что сыплются лепестки.]

Ах, досадно все же, что мои люди не убереглись от чужих глаз. А я-то наказывал им соблюдать осторожность. Уж очень зоркие стражи здесь во дворце.

И он добавил:

372

Стихотворение Ки-но Цу-раюки.

— Но Сёнагон очень удачно сказала про весенний ветер, — и снова начал декламировать: «Не обвиняй же его…»

Императрица молвила с улыбкой:

— В нескольких простых словах она хорошо выразила свое сердечное огорчение. Какой страшный вид был у нашего сада сегодня утром!

Молодая дама по имени Ковакагими тоже вставила слово:

— Ведь что ни говори, а Сёнагон первая все заметила. И еще она сказала: только настоящий цветок вишни прекрасен, «светлой росой увлажненный»… а самодельные цветы погибнут.

У канцлера был забавно огорченный вид.

* * *

На восьмой или девятый день той же луны я собралась вернуться на время к себе домой. Императрица попросила меня: «Побудь еще хоть немного», — но я все же покинула дворец.

Однажды в полдень, когда солнце ярко сияло на безоблачном небе, мне принесли письмо от государыни:

«Не обнажились ли сердца цветов? [373] Извести меня, что с тобой?»

Я ответила:

«Осень еще не наступила, но… девять раз в единую ночь к вам душа моя возносилась».

373

Намек на стихотворение Бо Цзюй-ит «Долгая тоска в разлуке». Цветы сорвал весенний ветер.

Сэй-Сёнагон отвечает цитатой из этого же стихотворения:

«Я всё думал о вас, А осенняя ночь бесконечна, Девять раз за единую ночь К вам душа моя возносилась».

* * *

Помню, в тот вечер, когда императрица должна была переехать во дворец на Втором проспекте, фрейлины подняли ужасную суматоху и, не соблюдая пристойного порядка, толпой ринулись к экипажам. Каждая старалась первой отвоевать себе место.

Я с тремя моими приятельницами стояла в стороне и смотрела на это.

— Неприятная картина! — говорили мы между собой. — Такую толкотню увидишь, только когда люди разъезжаются с праздника Камо. И не подступишься. Но пусть их! Если все экипажи будут заняты и мы не сможем уехать, государыня непременно заметит наше отсутствие и пошлет за нами.

Словом, мы остались спокойно ждать, а между тем другие дамы, тесня друг друга, осаждали экипажи. Наконец они кое-как расселись по местам и уехали.

Распорядитель, наблюдавший за нашим отъездом, воскликнул:

— Я, кажется, не жалея голоса, старался навести порядок, и вот, пожалуйста, четыре фрейлины еще здесь.

Подошел чиновник службы двора:

— Кто, кто остался? — изумленно спросил он. — Странно, очень странно! Я был уверен, что все уже отбыли. Как же вы так замешкались? Сейчас мы собирались посадить служанок вместе с вещами… Небывалый случай!