Записки у изголовья
Шрифт:
Дети только переглядывались.
— Это миминакуса [229] — «безухий цветок», — наконец ответил один из них.
— Меткое название! В самом деле, у этих дичков такой вид, будто они глухие! — засмеялась я.
Ребятишки принесли также очень красивые хризантемы «я слышу» [230] , и мне пришло в голову стихотворение:
Хоть за ухо тереби!
«Безухие» не отзовутся
Цветы миминакуса.
229
Ясколка.
230
По-японски
Но, к счастью, нашелся меж них
Цветок хризантемы — «я слышу».
Хотелось мне прочесть детям эти стихи, но они ведь опять ничего бы не взяли в толк.
132. Во время второй луны в Государственном совете…
Во время второй луны в Государственном совете вершат дела, именуемые «инспекцией» [231] . Что бы это могло быть? Не знаю.
Кажется, по этому случаю имеет место особая церемония: в зале вывешивают изображения Конфуция и других мудрецов древности.
231
Насчет инспекции ошибка автора или переписчика. Инспекция проводилась во время второй луны. Рассматривались послужные списки гражданских чиновников шестого ранга и ниже, достойнейших повышали в должности, и все завершалось банкетом.
Императору и его царственной супруге подносят в простых глиняных сосудах какие-то диковинные кушанья, именуемые «Священной пищей мудрости».
133. Дворцовый слуга принес мне…
Дворцовый слуга принес мне от господина То-но бэна Юкинари подарок, обернутый в белую бумагу и украшенный великолепной веткой цветущей сливы.
«Уж нет ли в нем картины?» — я нетерпеливо открыла сверток, но оказалось, что там тесно уложены, один к одному, хэйдан — жареные пирожки с начинкой.
Было там и письмо, сочиненное в стиле официального документа:
«Препровождаю один пакет пирожков. Оный пакет почтительно преподносится согласно Установленным прецедентам.
Адресат: господину сёнагону [232] — младшему секретарю Государственного совета».
Ниже стояли даты и подпись «Мимана-но Нариюки» [233]
В конце я прочла приписку:
«Ваш покорный слуга желал бы лично явиться с приношением, но побоялся показаться слишком уродливым при дневном свете».
232
Юкинари делает вид, что принимает прозвище Сёнагон всерьез, как наименование должности.
233
В шутку иероглифы имени переставлены: Нариюки вместо Юкинари.
Почерк был в высшей степени изящен.
Я показала это послание государыне.
— Искусная рука! Очень красиво написано, — с похвалой заметила государыня и взяла письмо, чтобы проглядеть его.
— Но что мне ответить? Надо ли дать подарок слуге, принесшему письмо? Если б кто-нибудь сказал мне!..
— Кажется, я слышу голос Корэнака? — молвила государыня. — Кликни его.
Я вышла на веранду
— Позови господина сатайбэна [234] .
234
Придворная должность, главный секретарь Левого департамента.
Сатайбэн Корэнака тотчас же явился, заботливо оправив свой наряд.
— Я звала вас не по приказу государыни, — сказала я, — но по личному делу. Если посланный приносит подарок, вот вроде этого, одной из фрейлин, ну, скажем, госпоже Бэн или мне, надо ли дать ему вознаграждение?
— Нет, незачем. Оставьте у себя пирожки и скушайте… Но почему вы спрашиваете меня? Разве вам послал этот дар какой-нибудь высший член Государственного совета?
— Ну что вы, разве это возможно? — возразила я. Надо было отвечать на письмо Юкинари. Я взяла тонкий лист алой бумаги и написала: «Тот „покорный слуга“, который не удосужился сам лично принести холодные пирожки, наверно, холоден сердцем».
Я привязала письмо к цветущей ветке алой сливы и отослала его.
Почти немедленно Юкинари велел доложить о себе:
— Ваш покорный слуга явился. Я вышла к нему.
— А я-то был уверен, что в награду за мой подарок вы угостите меня, как водится, скороспелым стишком. Но ваш ответ просто восхитителен! Ведь если женщина хоть немного возомнит о себе, она так и сыплет стихами направо и налево. Но вы не такая! С вами приятно поговорить. Мне не по душе присяжные сочинительницы стихов, это неделикатно. Навязчиво, наконец!
Так родилась забавная история, в духе тех, что рассказывают о Норимицу.
Кто-то сообщил мне:
— Когда эту историю поведали императору в присутствии множества людей, государь соизволил заметить: «Она ответила остроумно».
Но довольно об этом. Восхвалять самое себя непристойно и, пожалуй, смешно.
134. Почему, спрашивается, когда надо изготовить таблицы…
Почему, спрашивается, когда надо изготовить таблицы для вновь назначенных куродо шестого ранга, так берут доски из ограды возле канцелярии императрицы всегда в одном и том же месте, в северо-восточном углу? Могли бы взять и на западной стороне и на восточной… Не все ли равно? — начала разговор одна из придворных дам.
— Ну, что здесь любопытного! — отозвалась другая. — Меня скорее удивляет, почему разным предметам одежды дают случайные названия, без всякого смысла… Вот что странно! Хосонага — «узкие длинные платья» названы удачно, они и вправду такие. Но почему верхнюю накидку с шлейфом именуют «потником»? Надо бы «длиннохвосткой». Так же, как одежду мальчиков. А почему «китайская накидка»? Лучше бы «короткая накидка».
— Наверно, накидки на такой манер носят в Китае…
«Верхняя одежда», «верхние штаны» — это всем понятно. «Нижняя одежда» хорошее название. У огути — «широкоротых штанов» — отверстия штанин невероятной ширины, значит, название подходит.
— А вот почему широкие штаны прозваны хакама? Неизвестно! Шаровары сасинуки — лучше бы назвать «одеяние для ног». А еще лучше «мешками», ведь нога в них как в мешке…
Так громко болтали дамы о разных пустяках.
— Ах, что за несносный шум! Давайте кончим. Пойдем спать! воскликнула я.
И тут, словно в ответ на мои слова, за соседней стеной, к нашему удивлению, раздался голос священника, отправлявшего ночную службу:
— О, право, это было бы жаль! Продолжайте ваши разговоры всю ночь напролет.