Записки уцелевшего (Часть 1)
Шрифт:
В тетрадях брата Владимира есть такая запись: когда старушка после своего первого визита удалилась, дедушка долго ходил по залу взад и вперед, причмокивая языком, а он всегда причмокивал, когда волновался, потом подошел к рисовавшему за столом Владимиру и сказал ему, что приходила возлюбленная его старого друга, которую он не видел около шестидесяти лет.
Владимир в ответ что-то промычал, а дедушка все продолжал ходить взад и вперед, причмокивая языком, потом остановился сзади Владимира и спросил его:
– Ты знаешь, чья она была возлюбленная?
– Догадываюсь,- отвечал он.
А еще года через три дедушка рассказал Владимиру, что когда
Обо всем этом можно бы написать новеллу в духе Мопассана.
И ОПЯТЬ СВЕТЛОЕ И ТЕМНОЕ
1.
Настала пора начать рассказывать о своем старшем брате Владимире, талантливом художнике.
Любил я его всегда, более того - боготворил. Он был моим кумиром с самого раннего детства. Сказывалось восемь лет разницы.
В первый год после женитьбы никак не удавалось ему встать на ноги. Рисовал конфетные коробочки для нэпмана, и неудачно. Пытался еще куда-то пристроиться, да не получалось. Попал он в Кустарный музей в Леонтьевском переулке, куда наша мать еще до революции поставляла вышитые бучальскими крестьянками платья.
Посмотрели там на его рисунки и заинтересовались им.
Он получил заказ - расписывать образцы деревянных коробок, которые изготовляла какая-то подмосковная артель. Владимир принялся за работу со рвением, хотя деньги сулили небольшие. В течение зимы 1923/24 года он усердно разрисовывал стенки и крышки этих коробок. В 1925 году несколько штук было отправлено в Париж на Международную выставку декоративных искусств, где Владимир получил золотую медаль наряду с известными художниками - Кравченко, Кустодиевым и Фаворским. Он очень гордился литографированным листом диплома, украшенным фигурами муз, подписанным французским министром культуры. Диплом этот долгие годы висел на стене его комнаты и уцелел у моего племянника Иллариона, хотя во время многочисленных обысков агенты ГПУ не раз вертели его в руках, колеблясь - изъять или оставить?
Вряд ли я смог бы что-нибудь добавить к этой странице творческой жизни Владимира, если бы не покойный писатель Юрий Арбат, книги которого тесно связаны с историей народных кустарных промыслов. Почти полвека спустя в подвале Кустарного музея он обнаружил эти коробки, пришел от них в восторг и поместил в "Огоньке" статью с иллюстрациями.
На персональной выставке произведений брата 1961 года в Москве в Доме литераторов зрители впервые увидели эти чудесные коробки.
Отложил я этот лист бумаги в сторону, взял в руки ту книгу, начал ее перелистывать, насчитал целых двадцать коробочных иллюстраций, в красках и одноцветных. Картинки берут свое начало от народного творчества, от лубка, но художник вдохнул в них тогдашнюю современность, эпоху нэпа, изобразил наивных парочек, ультрабравых красноармейцв в яркой форме. Они лихо маршировали на фоне решетки Интендантских складов, что на Крымской площади. В тридцатых годах фигурные ромбы с вензелем Н-1 - Николай I - были отломаны, и решетка потеряла свою стильность. Владимир ходил ее рисовать, благо идти было недалеко.
Вспоминая, как подвизался в архангельских краях, он разрисовывал коробочки, подражая мезенским донцам, пинежским наличникам. Столько разнообразия втискивал он в тесное пространство, что, рассматривая ту книгу, глаза разбегаются. А сами коробки
Но, увы, уж очень мало платил Владимиру Кустарный музей. А у него была жена, росла малышка дочка.
Пришлось бросить разрисовывать коробки. Кто-то посоветовал ему обратиться к редактору отдела детской литературы Госиздата Мексину. Тот предложил Владимиру показать свои рисунки и на пробу заказал ему иллюстрировать книгу для детей. Он вручил рукопись - перевод с английского В. Митчел "Песенка нового паровоза" - о железнодорожной технике и эксплуатации рабочих.
Рисунки понравились Мексину, он заказал Владимиру иллюстрации к другой книге, к третьей... И дело пошло.
Авторы произведений очень ценили Владимира за документальную точность его рисунков. Одним из этих авторов в течение нескольких лет был А. Новиков-Прибой. Если в его рассказе шла речь о миноносце "Стерегущем", то он мог быть уверен, что Владимир изобразит не миноносец вообще, а именно этот, а другие художники могли нарисовать вовсе фантастический пароход.
Постепенно у Владимира накапливалось много фотографий и книг с иллюстрациями, откуда он брал образцы для своих рисунков. В его комнате появились стеллажи из простых сосновых досок, и он отлично знал, на какой полке и в каком порядке лежат фотографии и картинки, связанные с пароходами, парусниками, животными, птицами, паровозами и т. д.
Сперва карандашом он набрасывал варианты, обдумывал композицию и так и эдак, потом брал маленькие листочки ватмана и с помощью перышка и туши создавал рисунки. Чтобы никто не мешал, он работал обычно ночью.
А если я не хотел спать, то подсаживался рядом с ним, как бывало в детстве, с ногами на кресле, следил затаив дыхание за движением перышка в его руке и наслаждался.
К полудню он вставал с постели и с готовыми рисунками выходил в зал, сзади него шла улыбающаяся и гордая за своего мужа Елена с младенцем на руках, позднее держа его за ручку. Владимир раскладывал рисунки на обеденном столе перед дедушкой, мы все собирались вокруг, приходили сестры, няня Буша становилась сзади и глядела не столько на рисунки, сколько на своего любимого "царя-батюшку". Все дружно восхищались, только моя мать позволяла себе делать замечания.
А на следующий день все волновались: Владимир нес работу редактору. Примут или забракуют? Бывало, предлагали кое-что переделать. Он стал иллюстрировать журналы "Пионер", "Знание - сила", "Дружные ребята", "Затейник" и другие.
О художественной значимости его творчества достаточно подробно говорится в книге, ему посвященной. Мне его рисунки всегда нравились, и все. Редакторы ценили Владимира не только за талант, но и как добросовестного, заканчивавшего всегда к сроку иллюстратора. Как бывший моряк, он любил море, и лучшими его рисунками были морские. Он любил детей и потому работал в детских журналах. Помню его обложку для журнала "Пионер": на фоне карты нашей страны стоит красноармеец-пограничник в длинном оранжевом тулупе; помню его многочисленные мелкие рисунки к рассказам и к играм для журналов малого формата - "Дружные ребята" и "Затейник", издававшихся при "Крестьянской газете". Помню его иллюстрации к книгам писателей моряков Новикова-Прибоя, Зюйд-Вест Бывалова, Петрова-Груманта. Но с тех пор, как в конце 1925 года его пригласил заведующий редакцией "Всемирного следопыта" Владимир Алеексеевич Попов, именно этот журнал стал для Владимира основным.