Записки Виквикского клуба

Сиснев Виссарион Иванович

Потом дядя Алеша вспомнил, что обед, наверное, уже ждет нас на столе, и мы поспешили обратно к маме и к тете Лизе.

– О, ростбиф!
– восхитился папа, когда тетя Лиза подала нарезанное тонкими ломтиками розовое мясо.
– Насколько я разбираюсь, более английского во всей Англии ничего нет. Так или не так?

– Так и не так, - посмеиваясь, ответил дядя Алеша.
– Согласно легенде - так. Ростбиф - тире Англия. Но ведь легенды про англичан, как и про других, создают не столько они сами, сколько туристы. В то время, когда создалась

легенда про ростбиф, иностранцы сюда приезжали только весьма состоятельные. Приедут, поселятся в хорошем отеле, спросят блюдо получше, им и притащат ростбиф. Так оно и пошло: "Вы едете в Англию? Тогда очень рекомендую попробовать их ростбиф".

– Алексей, - сказала тетя Лиза, - ты своими байками подрываешь мою поварскую репутацию.

– Это не байки, а факт. Или почти факт. Потому что истинно английское блюдо это не ростбиф, а "бэнгерс", свиные сосиски, которые действительно едят и те, кто побогаче, и те, кто победнее, с самого детства. Когда их жарят, они издают стреляющий звук - бэнг! бэнг! отсюда и название.

Взрослые проговорили, не выходя из-за стола, часа два. Потом тетя Лиза предложила пойти в кино или куда-нибудь еще, остальные с радостью согласились и решили "забросить" меня домой. Я нисколько не расстроился, потому что мне с ними стало скучно, а так я мог весь вечер провести с Вовкой.

9. ВЕЛОСИПЕД КЛИФФОРДА ДЭЯ

Как-то утром я спустился вниз и увидел на крыльце незнакомого мальчишку с рыжеватыми вьющимися волосами почти до лопаток. Через плечо у него висела большая парусиновая сумка, набитая газетами. В утреннем воздухе витал запах свежей типографской краски.

– Хелло!
– поздоровался незнакомец приветливо и бросил на крыльцо несколько толстых английских газет.

– Хелло!
– ответно кивнул я, поняв, что передо мной маленький англичанин и я могу еще раз попробовать свой английский.
– Ты что делаешь - газеты разносишь?

– Да. По субботам и воскресеньям.

– Ты бедный?

– Почему ты так думаешь?

– Раз тебе работать приходится.

– Я собираю деньги на велосипед.

– Разве папа не может тебе купить?

– Может. Но разве не приятнее иметь велосипед, который ты сам себе заработал?

– Наверное...
– неуверенно согласился я.
– Только все равно у нас газеты взрослые доставляют. Тяжело же.

– Ничего. Когда тяжело, я мамину коляску для покупок беру.

– Значит, родители тебе разрешают?

Он посмотрел непонимающе. Я подумал, что плохо построил английскую фразу, и повторил:

– Значит, родители разрешают тебе так рано по утрам ходить с газетами?

– У нас многие ребята так делают. Некоторые действительно должны помогать родителям, другие, как я, копят на что-нибудь. Мой отец говорит, что это очень полезно для нашего брата, когда мы на собственном опыте узнаем, как даются деньги. А ты здорово говоришь по-английски. Наверное, давно уже здесь? Странно, что я тебя раньше не видел, других-то ребят из вашего дома я знаю в лицо.

Услыхав,

что я в Лондоне совсем недавно, а английский язык учил в московской школе, он еще раз меня похвалил и добавил, что очень хотел бы побывать в Советском Союзе. Отец его тоже хочет, считает, что, пока не увидишь Россию собственными глазами, невозможно получить о ней правильное представление, а без такого представления невозможно правильно судить, что происходит в мире.

– Он кто, твой отец?
– спросил я.

– Зубной врач. Но мне кажется, он стал зубным врачом потому, что его отец тоже им был и дедушка тоже. Больше всего его интересует история. У нас весь дом набит книгами по истории.

– Зачем же он стал зубным врачом, раз его на самом деле интересует история?

– Видишь ли, - терпеливо, как маленькому, растолковывал он, дедушка хорошо зарабатывал, у него было много пациентов, и он передал их потом папе, который тоже теперь хорошо зарабатывает. А история дело ненадежное, ее по наследству не передашь.

– Значит, ты тоже станешь зубным врачом?

– Скорее всего. Папа делает на этом хорошие деньги.

– А ты хочешь?

– Вообще-то я бы, пожалуй, стал капитаном дальнего плавания, но ведь это тоже малонадежное дело - то ли станешь, то ли нет.

Тут уж я совсем перестал что-либо понимать: папа его хотел стать историком, но стал врачом, он сам хотел бы плавать по морям-океанам, но пойдет по папиным стопам. Какой смысл "делать хорошие деньги", если всю жизнь занимаешься нелюбимым делом? И каково приходится пациентам таких врачей, которые хотели бы делать что угодно, но не копаться в чужом рту?

Однако, не желая обижать маленького почтальона, я свои мысли оставил при себе и только предложил:

– Хочешь, помогу?

Он удивленно вздыбил рыжие брови.

– Но тогда мы должны будем поделить деньги. А это невыгодно нам обоим.

– Да нет, я так просто, без денег.

– Спасибо, лучше не нужно. Ладно, мы болтаем, а мне еще надо видишь сколько разнести, пока люди не проснулись. Между прочим, меня зовут Клифф. Полностью - Клиффорд Дэй.

Я тоже назвал себя.

Одет он был в драные джинсы, кеды и старенькую ковбойку, поверх которой - шерстяная безрукавка. Я даже засомневался: не врет ли он насчет того, что его отец врач с хорошим заработком?

Я рассказал родителям про Клиффа Дэя. Они стали спорить, правильно ли, что такой мальчишка, мой ровесник, должен уже зарабатывать деньги. Папа доказывал, что очень правильно: будет знать, что копейка, то есть пенс, дается нелегко, и не будет думать, что булки с маслом растут на деревьях. Мама же возражала: у каждого ребенка должно быть нормальное детство, не омраченное лишними заботами. Они даже слегка поссорились, выясняя, кто из них меня "неправильно ориентирует".

Спор продолжался с участием дяди Глеба и тети Ани - в машине, по дороге к Гринвичской обсерватории. Дядя Глеб взял сторону папы, а тетя Аня присоединилась к маме.