Записки. Том I. Северо-Западный фронт и Кавказ (1914 – 1916)

Палицын Федор Федорович

Надо уехать, но куда? Вопросы материальные приковывают меня здесь. И долго ли будет длиться это страдание?

Но оставить Францию будет нелегко. В самые трудные минуты нашей жизни она нас приютила, и за это мы ей благодарны, но отечеству нашему она принесла много зла, меньше чем Ллойд Джордж с Великобританией, но зло принесла. Поляки ей милее, румыны и остальные ценнее мужицкой России. Во что все это выработается? Говорили, в России французов ненавидят. Так говорят.

Но что понимают под словом Россия? Если это разговоры в Одессе, в Новороссийске, среди наших, обманувшихся в разных надеждах, то это не Россия. Россия, масса никого не ненавидит. Надежды многих обмануты. Сильнее должны чувствовать живущие здесь, ибо каждый день читаем и слышим и видим, что старый союзник не только отвернулся, но идет рядом с тем,

кто всегда был врагом и не мог быть другом сильной России. Мы понимаем, что Англия должна воспользоваться удобной минутой, чтобы под тем или другим соусом ослабить своего воображаемого врага на востоке. Она и ослабляет, прикрывая свои действия прекрасными для публики словами. Пройдет время, и всем это станет понятным и ясным. Но с Англией у нас не было обязательств, если не считать векового соперничества и соревнования в делах востока. Богатая Англия добьется своего, и современные англичане будут торжествовать, и Ллойд Джорджу воздвигнут будет памятник в Вестминстерском сквере как потрудившемуся для славы и могущества Великобритании. А мы будем нести свое ярмо долго. Выиграет ли от этого Франция? И приобретет ли она в поляках и румынах и других таких же глупых и самоотверженных друзей, как Россия, я не знаю, и этого не увижу. Разве мой внук, если из него выработается человек, увидит последствия всей этой постыдной истории, которая началась с 1917 года.

Жестоко поплатились мы за политику Сазонова-Милюкова, не соображенную ни с общим положением, ни с реальными условиями жизни и отвечавшей лишь воображению и чувствам небольшой кучки людей.

Бедный император Николай II поплатился жизнью, крушением династии и целостью русской земли. Большевики устраивают свое царство, непонятное народу и, возможно, непонятное и им самим.

Кто-то за кулисами работает, а жертвой делаются русские люди. В русских кругах аресты русских в Париже произвели тяжкое впечатление, да и французы, кажется, недовольны, что погорячились. Сведущие люди говорят, что действия полиции были вызваны доносами наших крайних инородческих правительств.

Прилагаю 7 пунктов польско-украинского договора, помещенного в украинском журнале «Вперед».

1) Признание Польшей Украины государством независимым и автономным.

2) R'epudiation [124] Польшей большевистского украинского правительства в Харькове под председательством Раковского {420} .

3) Польша отдельным договором соглашается возвратить Украине территории, тянувшиеся между Днестром, Днепром, Збручем, Горынью, Стыром, и Припятью, которую Польша потребует от России как принадлежащую прежнему Польскому королевству.

124

Непризнание.

420

Раковский Христиан Георгиевич (Крыстю Станчев, 1873–1941), российско-болгарский, советский дипломат. В 1917–1918 гг. участник переговоров в Брест-Литовске; с 1919 по 1923 – председатель СНК и нарком иностранных дел Украины, позднее – на дипломатической работе; репрессирован.

4) Польша заключает с Украиной договор, имеющий предметом освобождения от большевиков правого берега Днепра, но не обязуется ни на какую операцию на левом берегу Днепра.

5) Польша обязуется отвести свои войска с территории Украины по просьбе правительства украинского, когда ее войска будут способны занять эти земли.

6) Украина отказывается от территории к западу от Збруча, Горыни и Стыри и в особенности к востоку от Галиции.

8) Украина гарантирует Польше свободу транспорта к Одессе. Два министра поляков войдут в министерство правительства Украины.

Условия эти еще не утверждены союзниками.

17-IV-20

Главнейшие события этих дней – переговоры с Красиным, дружба после легкой ссоры Англии и Франции и начинающееся заседание в Сен-Ремо, где решится судьба Турции и наметятся дальнейшие пути по отношению к России.

Красин ведет дело спокойно, деловито и, как мне кажется, без лжи. Дальнейшая жизнь России – в ее дорогах и путях.

Насколько Россия не может в настоящих условиях помочь западу, настолько запад не может помочь в желательных размерах нам локомотивами и предметами железнодорожного хозяйства. Поэтому жаль, что Красин уже с марта месяца отвлеченный от работ по улучшению наших сообщений, послан сюда. Он был бы более полезен дома, ибо пути сообщения должны быть исправлены нами, а заграница могла бы помочь в известной пропорции, и притом не столько Европа, как Америка.

Не золото прельстит Европу, а предметы первой необходимости, а их-то Россия дать в должном числе не может. Надо подумать раньше о нашем Севере и Западе и их насытить, а излишек, если такой будет, дать Европе. Отсутствие Красина именно весной, когда подготовительная работа по сухопутным и водяным путям должна быть усилена, большой вред.

Дружба Англии и Франции выразилась международной военной комиссией по разоружению Германии. Сюда даже приехал Черчилль. Под шумок поляки сплетничают о международной комиссии в восточной Пруссии.

Какой кляузный народ, и все темными путями.

Наши потерпели неудачу в Польше, и, может быть, крупную.

Это-то беспокоило меня больше всего с конца февраля. Я мало знаю, что происходит у большевиков в их военных управлениях, но я знаю наших военных деятелей, не только как работников своего дела, но и как людей.

Они могли быть годны к борьбе с их товарищами, антибольшевиками, но я был более чем уверен, что в главнейшей фазе и борьбе с польскими войсками они в той обстановке, в которой работают, успеха достигнуть не могут. А для русского дела здесь нужен был успех, ибо неустойка еще более усилит Польшу и ее войска. Жаль мне погибших, и притом с вредом для нас. Теперь придется начинать сначала, в условиях более сложных и трудных, и как не хитры большевистские деятели, но в обстановке их жизни, их кругозора, им с этим делом не справиться. В борьбе с Польшей должно разрешиться величайшее русское дело, которое своими последствиями должно отразиться на все, на Финляндию, Эстляндию, Литву, Латвию, Бессарабию и т. д., и за это большое дело принялись люди не государственного склада. Мы в условиях тождественных с «петровскими», но вместо Петра Великого – Троцкий или Ленин. Для первого – была бы Россия жива, а для современных – Россия безразлична. Трудно в таких условиях удержать на своих плечах такое большое государственное дело.

Скорблю давно, и ложно звучали хвастливые радио большевиков об одержанных победах. Здешняя русская и французская публика верила в успех в то время, когда молчаливо скорбел о близком будущем: ибо после Деникина, должна была начаться расправа с поляками. Это было правильно.

Но противник по организации, существу и духу был иной.

Поляки были хорошими солдатами, и пренебрежение к ним многих русских военных ни на чем не основано.

Преувеличивать их силу не следует. Поляки, искренно ли или по политике, говорили и о силе своей армии. Их ведь не разберешь. Я оценивал их силу не столь грозной, но она была иного свойства, чем добровольческая, несмотря на то, что по мужеству и самоотверженности последняя была легендарна.

Большой ошибкой для нас было постоянно, частными неудачами укреплять польскую армию. Мы это делали, и перед нами теперь уже будет большая сильная рать.

Чья это вина? Не думаю, чтобы это была вина наших старых военных, крылась она в общей приложенной обстановке, в которой они работают. Может ли это служить извинением по существу, нет, но кто знает, в каких условиях они живут и каковы отношения к ним большевиков? Доверяют ли им большевики и могут ли военные доверять большевикам? В этой атмосфере могут ли они различить, что делается для России, что для большевиков. А последние не видят ли в разумном и необходимом со стороны военных подвох своей власти.

Ведь вор во всех видит воров. В моей жизни мне приходилось видеть людей, в деятельности которых в прошлом было рыльце в пуху. Уже в почтенном положении, это были самые ярые обличители почти всех в злоупотреблениях и в лихоимстве. Естественно, что большевистские правители повсюду видят измену себе и никому не доверяют, а всюду видят заговоры, подрывающие их власть. И как в таких условиях возвыситься до государственной самоотверженности?

Если для них польский вопрос – только эпизод для всемирной революции, то даже при успехе дело должно провалиться. Но это еще не ясно.