Записки. Том II. Франция (1916–1921)

Палицын Федор Федорович

Вся духовная подготовка дела не поддается пониманию людей, для которых религия лишний придаток в жизни. У нас же, в особенности на нашем севере это не так. Я не сомневаюсь, именно религиозная пропаганда может успокоить значительную часть России и поставить ее на ноги. Где будут немцы, там они будут устрашать, у них других средств нет. Бедная, бедная русская земля, куда завели тебя, и как ты выйдешь из заколдованного круга, тобой же созданного? И кровь твоих сыновей, и разорение, и нищета все это падет на тебя надолго. Говорят, есть справедливое возмездие, но на кого оно падет?

25 апреля

Если правда, что Корнилов и его войска разбиты, очистили Екатеринодар, а сам он убит или тяжко ранен, то это очень грустно. Я не знаю,

какими целями он задался и к чему стремился. Не думаю, чтобы он являлся сторонником какой-либо партии монархической или иной. Просто болело русское сердце. Откуда, однако, в этом районе могли взяться войска и какие? Одним храбрым солдатом стало меньше и не стало громкого имени, с большими заслугами воина в прошлом.

Много у него было военных качеств, но всегда мало выдержки. Так было, когда он служил у меня в главном управлении, в Пекине и в дальнейшем, и, к сожалению, его операция и по времени, и по району в Кубанской области была не достаточно продумана и не выдержана.

И человек он был искренний и хороший. Я надеюсь, что он жив. Очень прискорбно, когда ухолит молодая жизнь и при том такая, полная чувства любви к отечеству, правды, как у Корнилова. Неужто с его уходом исчезнет все то, что стремится в России к закону и порядку. В Малороссии снова эксцессы, но уже между населением и австрийскими войсками. Немецкие войска подвигаются, Ленин переговаривается с Мирбахом {224} . И что они сотворят с этой несчастной Россией? Чаша страдания не допита до конца.

224

Мирбах Вильгельм фон (1871–1918), граф, дипломат. Участник мирных переговоров в Брест-Литовске; с апреля 1918 года посол Германской империи в Москве. Убит левыми эсерами с целью возобновления войны с Германией.

Приехавшие из России рассказывают, что Россия покрыта развалинами помещичьих домов и хозяйств. В городах жизнь невозможная, благодаря лишениям и господству рабочего и солдатского элемента, торгующего награбленным и не грабленным, грабящим и, когда захочется, убивающим и оплачиваемым правительством большими суточными деньгами. Но все живет, терпит, отпадает и будет жить пока не придет черед. Трудно постигнуть, почему все держится. Если верить всему этому, значит, все стерлось и то, что раньше было наверху, руководило, правило и направляло – все это было случайно и не по праву.

Где же здоровая сильная Россия? Все, как говорят, ждут спасения от этого ужаса извне и от немцев, на первом плане, ибо остальные былые друзья нас бросили. Может быть это и так, но к чему это нас приведет? Я все верю, что жизнь еще не угасла, что настанет минута, когда Россия очнется и примется за труд сама, не из-под палки немецкого капрала. Но признаков такой перемены все меньше, а разложение и апатия проникают все глубже. Я думаю об одном – ехать; но немедленно встает вопрос, зачем и что ты там будешь делать, один, без средств, без связей, без возможности принести кому бы то ни было пользу и с силами ослабленными, на исходе 67 лет. Выехать отсюда еще можно было бы.

Французы пропустят, но впустят ли в Россию? А впустив, что же дальше?

1 час. 30 мин. дня. Сегодня в 10 час. утра переговорил с Франсуа Марсалем. Дело обстоит немного иначе, чем это выяснилось по вчерашнему разговору его с Безобразовым:

1) Клемансо в дело Лиоте еще не вошел, доклада не принял и решения своего не поставил. Вообще Клемансо этими делами не занимался серьезно и с записками не ознакомился.

2) С англичанами не переговаривались, и Франсуа Марсаль на мой вопрос, соответственно ли будет, если Гурко или я поговорят с ними, ответил, что это было бы только полезно. Верно, что миссия Лиоте прежде всего осведомительная. Затем что-то примут. Я высказал, что, на мой взгляд, это ложно, но всякий делает, как понимает, и я желаю полнейшего успеха. Когда подходил к раскрытым дверям Марсаля,

там сидел Лиоте. Я не вошел, а обождал. Он вышел другим путем. Марсаль просил о письмах. Я ему сказал, что это неудобно, но фамилии разных деятелей, если хотят, дам. Не советую лишь обращаться непосредственно. Затем, поблагодарив его за любезность и передав, что недели через две уеду в Баньоль-де-Лорн, я с ним распрощался.

28-го апреля

В районе Ипра и в направлении на Амьен равновесие кое-как установилось, но борьба в первом районе для союзников более тяжела и менее устойчива, чем к югу от Соммы. На остальных участках более мелкая борьба не замрет. Я своего первоначального мнения, высказанного в конце февраля, не меняю. Атака в Пикардии и во Фландрии, без подсобной и очень сильной со стороны Сен-Габена и Аленкура (к востоку от Краона, между ним и Реймсом) не устойчива. Почему ее не развернули немцы 26 или 27 марта, не знаю. Думаю, они не были удовлетворены своими успехами с 21 марта, и в душу руководителей закралось сомнение: не лучше ли обождать?

Если это так, то на planm"assige & eine pl"otzliche Handlary [37] у Людендорфа не хватает духу. Может быть это не так, но рассуждая за немцев, я бы атаку Куртье связал бы с атакой южнее Уазы и старался бы расширить зону действий, имея такое громадное превосходство, а то теперь на западном участке фронта они друг другу мешают и сильно терпят. Может быть они рассчитывают на большую оттяжку резервов на поддержку англичан? Но атака на западном участке фронта потребует больших сил и жертв. Опять надо устроиться, пополниться и снова начинать. Возможно ли будет развить атаку по всему фронту, это вопрос, разрешение которого надо предоставить немцам.

37

Плановые и внезапные действия (нем.).

5 1/2 недель борьбы не могли не истощить и средства врага, и союзников. Обе стороны исполнили громадное напряжение. Смешно говорить, что немцы ничего не сделали. Они отодвинули своего противника, но он держится и усиливается и, сдавая кое-что, превосходство все-таки держится. Если немцы выказывают упорство и мужество, то то же они встречают у союзников. Дело не кончено. Силы немцев в большом превосходстве, допускающем жертвы. Но ведь и последнему есть предел. Если направление на Hoge Br"uck будет стабилизировано, то на Амьен немцы не продвинутся, и надо будет стучаться в другие двери. Сидя здесь, весь вопрос борьбы сводится к выжиданию совершающихся событий. Желал бы, чтобы оно было бы более длительное. Если немцам придется закопаться, дело их будет не из блестящих. Трудно, несмотря на железную дисциплину немецких войск, после этого двинуть в другое направление, с такой же решимостью и с таким же увлечением, как это было сделано в марте. Думаю, что удары дальнейшего будущего не будут уже столь могущественны.

Если же будут продолжать ломить, невзирая ни на что, то успех возможен, но не будет ли это азартной игрой? Я не знаю положение союзников и потому не могу высказать что-либо определенное по отношению их, но по всему они, как выразился один из крупных английских начальников, стиснув зубы будут упорно отбивать атаки врага.

Возможна ли помощь в смысле удара в чувствительный пункт?

Для англичан, я думаю, нет, для французов, не зная ни их группировки, ни хода борьбы, ответить не могу. Сознание и желание совершить эту тяжкую необходимую помощь бесспорно есть, но возможно ли это? С современными условиями поля сражения и, скажу, с современными войсками и всей организацией такие наступательные удары понятно возможны. Но очень они чреваты и сложны, а дальность их проникновения, даже при таком громадном превосходстве в силах, продолжительной и тщательной подготовки, какие мы видели у немцев, дали и то случайно, благоприятные, но ограниченные результаты. Рассчитывать на счастье нельзя. Ставить на карту государство – не своевременно и не соответственно.