Записные книжки. Воспоминания. Эссе
Шрифт:
А здесь любить?
О, Sancta mater!
Здесь дамы строже старика,
литературных дел Ковнатор
и та была не так строга.
(Внезапно спохватившись.)
Ай-яй, я, кажется, не то
хотел сказать... Ну, не буквально...
Но жизнь, ей-богу, так печальна:
стихи, обед, вино, лото —
не
(Умолкает. Тишина. Вдруг — протягивая руки, к обладательнице
Ах, до свиданья, до свиданья!
Бокалы выше головы!
Моторной лодки трепетанье
слыхали ль вы, слыхали ль вы?*
...Повсюду тишь и гладь реки,
свистят, играя, кулики,
и воздух вятского затона
прекраснее одеколона.
Дышали ль вы?
Нет! Не дышали!
Слыхали ль вы?
Нет! Не слыхали!
И я как будто не слыхал...
(Посмотрел на собеседницу. С отчаянным воплем.)
Я, Лидья Якольна**, нахал!
Мошенник я, мерзавец, тать!
Как можно этим Вас пытать?
(Вкрадчиво.)
Но Вы не сетуйте на время,
мой незабвенный меценат,
Вергилий в дебрях «Академий» ,
в версификациях — Сократ.
Не сетуйте, ведь все мы, люди, —
мерзавцы, тати и лгуны****,
но все-таки выходим «В люди»+
и долетаем до луны,++
и вот Вам вывод, даже тати
имеют нечто людям дати...+++
(Секунда молчания.)
Но этот вывод горделивый
хотел бы я смягчить. И вот
представьте дом неприхотливый,
в столовой гроб, в гробу — урод...++++
Тут, видите ли, — вместо крыс
уральский волк меня загрыз.
Я знаю, вид такого дома
немножко мрачен для альбома,
но дело в том, что если гроб —
то и конец. Довольно! Стоп!**
12.V 1928 Н. Заболоцкий
Монолог сей есть опыт автора малоуспешного, хотя и самоуверенного. Таланты сии отнюдь не расцветают по природным дарованиям своим, но все же терпеливым прилежанием и трудолюбием в достойных авторов обратиться могут. Посему всякое легкое поощрение и просвещенное содействие сему сочинителю послужит на великую пользу».
В шуточном «Драматическом монологе»,
Каждый маленький цветочек
Машет маленькой рукой.
Бык седые слезы точит.
Ходит пышный, чуть живой.
А на воздухе пустынном
Птица легкая кружится,
Ради песенки старинной
Нежным горлышком трудится.
Это из стихотворения Заболоцкого «Прогулка» (1929). А вот строки из державинского «Возвращения весны» 1797 года:
Сильфы резвятся, порхают,
Зелень всюду и цветки
Стелют по земле коврами;
Рыбы мечутся из вод;
Журавли, виясь кругами
Сквозь небесный синий свод,
Как валторны, возглашают;
Соловей гремит в кустах,
Звери прыгают, брыкают,
Глас их вторится в лесах.
В том же 1797 году написано стихотворение «Развалины», где под именем Киприды воспета недавно умершая Екатерина II:
Киприда тут средь мирт сидела,
Смеялась, глядя на детей,
На восклицающих смотрела
Поднявших крылья лебедей;
Иль на станицу сребробоких
Ей милых сизых голубков;
Или на пестрых, краснооких
Ходящих рыб среди прудов;
Иль на собачек ей любимых,
Хвосты несущих в верьх кольцом,
Друг другом с лаяньем гонимых,
Мелькающих между леском.
Для попытки взглянуть на мир «голыми глазами» годилась не только традиция Хлебникова, но и традиция удивительной державинской анакреонтики. И все же близость эту не следует понимать буквально. Заболоцкий считал себя поэтом «голых, конкретных фигур» (декларация «Оберну»), но в его поэзии «голые фигуры», «голое» зрение — только одно из начал, порой непосредственно сочетающееся с нагнетанием очень сложных и очень современных метафор. Но и к чистому называнию предмета Заболоцкий прибегает иначе, чем поэты XVIII века. Заболоцкий уже не мог быть наивным: его инфантильность обдуманная, внутренне противостоящая другим поэтическим системам. «Целует девку — Иванов» — простота подобного словосочетания — кажущаяся простота.