Заплатки
Шрифт:
Завтра лучше, чем вчера!
И гладила по голове жертву несчастной любви, пока не заканчивался слезоразлив. Затем одёргивала промокшую безрукавку и вручала девушке завёрнутую в промасленную бумагу котлетку.
Про котлетки надобно упомянуть отдельно.
Ежедневно с половины второго до двух часов дня случайные прохожие против воли замедляли шаг у дверей женского общежития швейной фабрики номер семь. Они поднимали носы, принюхивались и невольно улыбались.
Это Нинель Марковна доставала
Как и в тот раз. Нинель сидела и мирно кушала свои знаменитые котлетки. Уже третья исчезла за напомаженными розовыми губами, как вдруг у стола нарисовался Сашка, сантехник.
Сашку свои прозвали Вантузом за щуплость фигуры и «мягкий» характер. Пах Сашка профессионально: ржавыми трубами, перегаром и одеколоном «Незабудка».
Нинель, ошеломлённая внезапным появлением, поднялась во весь свой немалый рост и гаркнула:
– Авария, что ли, где?
Сашка Вантуз примирительно развёл руками:
– Доброго дня вам, Нинель Марковна.
Марковна фыркнула: «Ну и выхлоп! Как на ногах-то держится, задохлик».
После того как Сашка оказался в центре общежительского скандала, вахтёрша держалась с сантехником строго. Уже месяца два как.
Висели себе трусики и лифчик в помывочной второго этажа. Сохли на верёвке – и вдруг исчезли. Остались лишь прищепки.
На свою беду, Сашка воевал в тот день с гудящим краном. Намокрил на полу помывочной резиновыми сапожищами. Сразу понятно – вор!
Шуму было! Хозяйка трусов скандалила: «Свидание сорвалось! Грабитель, уголовник!»
Общежитие издевалось: «Извращенец». Катька с четвёртого ввернула иноземное словечко: «Фетишист» – и с интересом посмотрела в сторону сантехника.
Сашка руками разводил, мычал что-то в своё оправдание. Да кто его послушает!
К скандалу подключилась Юлька с третьего этажа да Маринка с пятого. У девушек в разное время пропадали вещи: колготки капроновые и коробочка с тушью. Ну, знаете: туда плюнешь, кисточкой поелозишь и красишь ресницы, открыв рот.
– Я-то думала, тушь из рваной сумки выпала, а вон оно что! Может, он не один! Может, их банда!
Марковна тему трусов понимала, а если бы дело к свадьбе, то и одобряла, но к ворам строго:
– За такое дело уши оторвать!
Трусы с лифчиком вскоре нашлись: соседки жениха не поделили, вот одна и выместила злость на незатейливом изделии швейной фабрики номер семь.
Перед Сашкой наскоро извинились.
– Напугал, чёрт! – Марковна бухнулась на стул. – Чего тут? Не вызывали!
Сашка заискивающе улыбнулся. Сунул руку за пазуху и достал оттуда мокрый и дрожащий комок.
– Иду, вот… а там… вот… одуванчик.
Марковна собрала лоб гармошкой.
– Что за дрянь с помойки? Бегом в ванную! Накапает!
Отмытый комок оказался собачонкой женского пола жёлто-бурой масти.
Проходящая мимо Людмила срочно была отправлена в магазин за молоком. Подружки-соседки Ленка и Алёнка с первого этажа пожертвовали сиротке коробку из-под импортных туфель, а Маринка с вечной сигаретой в крепких зубах притащила неожиданную пелёнку и детскую соску:
– Получите для вашего волкодава!
Марковна командовала стихийными няньками и бестолково суетящимся Сашкой:
– Молоко нужно гретое! Дети-то у тебя хоть были? Эх, руки-крюки! Щенок ведь не трубы-гайки!
Собачонку назвали Августой, в честь месяца, в котором прибилась. Отныне она с хозяином каждый день навещала вахтенный кордон.
– По «Новостям» что передают: американцы негров не уважают! – Сашка побывал в парикмахерской на углу Лесной и Парковой и за сорок копеек посветлел лицом.
– Угнетаемый народ! – вздыхала Нинель. Она вдруг тоже помолодела: румянец и красная помада. – Пожалеть надо.
Софья Константиновна, древняя подруга, внушала Нинель:
– Ниля, ты кидаешь мине брови на лоб! Слушай свою Соню, как маму родную: Соня-таки знает мужчин! Ты помнишь моих мужей? Абрама? Родика? Вована? И того шлимазла, чьё имя насмешка над честной женщиной! Абдак…
– Абубакар.
– Ты всё-таки помнишь! Брови вразлет. Орёл! Улетел через день после свадьбы… Но остальные – соколы! А этот Александр-р-р – бескрылый гусь!
– Зато не улетит! – огрызалась Марковна и не поднимала глаз от вязания. Клубки шерстяных ниток тянули хвостики и под спицами закручивались в разноцветное полотно.
– Ниля! С ума сдвинулась на старости лет!
– А может, и так!
– Я с тебя удивляюсь! – не отставала подруга. – Побереги сердце для инфаркта, а не для убогого страдальца!
– …сорок восемь, сорок девять… ну вот, сбилась! Снова петли считать.
Через неделю Августа красовалась в вязаной накидке, а благоухающий новым одеколоном Сашка был допущен до котлеток.
Он каждый раз, как в первый, ненадолго замирал над тарелкой. Вдыхал аромат, жмурился и сглатывал слюну. Не верил, видно, счастью.
– Возьмём, к примеру, Америку, – говорил он, не сводя взгляд от вилки, – наращивают, подлецы, гонку вооружений.
– Ты, Александр, бобылём живешь, – поддерживала разговор Марковна. – Случись чего – тьфу-тьфу, – некому за собачкой присмотреть.
– Некому, – сокрушался Сашка. – А в Эфиопии дети голодают.
– Детей жалко. – подытоживала Нинель и доставала ещё котлетку. – Хоть и эфиопские, но свои, родные.