Заполняющий свет
Шрифт:
– Я не лгу, зайка. С чего ты взяла, что я радуюсь его смерти?
– С того самого!
– С чего именно? Про любовника мы тему закрыли. Вадим был мне другом, мы много путешествовали, он дарил мне дорогие подарки. – Ольга утёрла глаза платком.
– Вот именно! Ты потеряла кошелёк, а я – отца! Мне нужна Маша. Она спасла мне жизнь! Забыла?
– Ой, вот только не надо преувеличивать! – снова расхорохорилась Ольга. – Сделала пару сомнительных
– Мне наплевать на твоё мнение! – Милана скорчила рожицу и взяла рюкзак. – Идём, Маша.
Вчетвером, считая водителя, они тронулись в путь. Ольге пришлось сесть на переднее сиденье, оставив новоиспечённых подружек шептаться сзади. Сван был недоволен не меньше вдовы, ему вся эта история порядком надоела. Не было ни времени, ни сил заниматься капризами подростка после бессонной ночи и в преддверии ночного дежурства. Он бы хотел сейчас оказаться в кровати, желательно с Алёной.
«Провожу, полчаса поболтаю с девочкой – и домой», – твёрдо решил он.
Дорога оказалась дальней, Яворские жили в загородной резиденции, вдали от простого люда. Сван прикинул, во сколько ему обойдётся обратное такси, и ужаснулся. В машине почти не разговаривали. О чём? Что вообще у него могло быть общего с избалованной юной девушкой? Прикидываться подружкой оказалось трудновато.
Автомобиль плавно въехал в ворота, и глазам Свана предстал огромный прямоугольник трёхэтажного дома с панорамными окнами.
Милана выскочила проворнее всех и потянула его за руку, словно маленькая девочка.
– Побежали, покажу тебе мой этаж!
«Этаж?» – удивился Сван.
Они влетели по лестнице. Он старался тормозить и идти чуточку по-взрослому, но не получилось, она настойчиво тянула его за собой. А скрывшись за первой же дверью, прижалась к нему и зашептала:
– Маша, мне страшно. Помоги мне, пожалуйста. Ольга всё твердит, что я несовершеннолетняя, и она будет распоряжаться моей жизнью до восемнадцати лет. Это правда? Так и будет?
– У тебя есть бабушка, дедушка или ещё какие-нибудь родственники? – Сван отодвинул девушку от себя.
– Про маминых я ничего не знаю, а папины умерли.
– Тогда, думаю, она права. Больше некому.
– А ты можешь оформить опеку надо мной? – Она возвела на Свана почти безумные глаза.
– Милана, это переходит всякие границы! – строго одёрнул он. – Меня и здесь быть не должно. Чего ты хочешь?
– Всего лишь, защиты, – грустно произнесла она. – Я всю ночь думала. Я знаю Ольгу, она ради денег
В какой-то степени девочка была права, риск есть. И Сван понимал, что лучше ей быть подальше от алчной мачехи. Но что он мог сделать? Выкрасть её, пойти на уголовное преступление? А дальше? Первого сентября ей в школу. Ну, Яворский, подкинул задачку.
Постучалась Ольга.
– Милана, я принесла вам лимонад и кексы.
– Я не просила! – грубо крикнула девушка.
– Это и понятно. – Женщина сама открыла дверь и вошла в комнату. – Не буду вам мешать. Играйте, девочки, – съязвила она, насмешливо покосившись на Свана.
Они расселись в креслах и долго молчали. В голове молодого человека крутились варианты решения вопроса, но ответа не было. Пока дочери Вадима не исполнится восемнадцать, она у мачехи под колпаком.
– Ты хотела показать мне, как живёшь.
– Тебе всё равно неинтересно. – Милана смотрела в пол.
– Весь этаж твой?
– Да.
Комната, в которой они сидели, была заставлена музыкальными инструментами. Фортепиано, синтезатор и гитара. Валялись нотные тетради.
– Ты увлекаешься музыкой, Милана?
– Да, пишу песни. Папа обещал заплатить продюсеру. Я работаю над репертуаром, чтобы не с пустыми руками.
– Спой.
– Нет, я стесняюсь…
– Это как? В звёзды наметила, а сама стесняешься.
– Брось, Маша, теперь ничего не получится. Денег-то нет. Что будет с бизнесом – неизвестно. Те, что остались на счетах, быстро улетят. Дом надо содержать, персонал, Ольгу… Если бриллианты достанутся не мне, то ловить нечего. Самой мне не пробиться.
– Почему ты сразу сдаёшься? Ищи!
– Где? Я не могу даже посмотреть документы и архивы. Они все у папы в кабинете, и Ольга меня к ним ни на шаг не подпустит. Она же не дура.
– Вспоминай.
– Я пытаюсь, Маша, не получается. Напрягаю мозг, и пустота. Ни маминого лица, ни песен, что она могла мне петь, ничего. Воспоминания начинаются с гувернантки Натальи Ивановны. Папа был отчуждённым, холодным. Она мною занималась, учила. Я не могла говорить, поэтому в школу не ходила. Приходил психолог, играл со мной в игры, я не помню, как его звали. Он был пухлый и лысый, я его боялась, но не могла сказать – папа считал его лучшим.
Конец ознакомительного фрагмента.