Запомни эту ночь
Шрифт:
Ну что на это ответить? Рассказывать ему она не собирается. То, что произошло, касается только ее и Филиппа. Если она в силах еще что-то изменить, она это сделает.
— Сделаю все, что смогу, — твердо пообещала Мишель.
К ней вернулись физические силы и решимость. Раз Филипп сейчас в таком состоянии, она должна быть рядом с ним. Мишель поднялась. Хватит отдыхать, нельзя откладывать поездку в Новый Орлеан на утро. Надо ехать немедленно.
— Покажи мне, где у тебя ванная комната, и приготовь мне термос с кофе. Я еду.
— Но, Мишель, это же сотни миль! Подожди до утра. —
— Если я отправлюсь сейчас, то уже до полуночи буду на месте. — Она взглянула на часы, не желая слушать разумные доводы брата.
Скорее всего, она доберется только поздно ночью. Но ничто не могло ее удержать. Она должна быть рядом с Филиппом всегда. И в настоящем и в будущем.
Мишель припарковалась на маленькой, вымощенной брусчаткой площади в старом городе. Побив все рекорды, она успела приехать до полуночи. Она забрала чемоданчик с пассажирского сиденья, выпрямилась, потянулась, чтобы сбросить невероятное напряжение с плеч и спины, на секунду закрыла уставшие глаза.
За столиками уличного кафе, которое особенно полюбилось им с Филиппом, не было свободных мест. За поздним ужином там сидели влюбленные парочки, оттуда доносились волнующая музыка и тихий смех. От внезапно напавшего на нее чувства утраты и безнадежности у Мишель больно сжалось сердце. Суждено ли им с Филиппом, держась за руки, вновь бродить по этим узким улочкам, сидеть в своем любимом кафе за чашкой кофе и наблюдать за течением жизни в этом удивительном месте, где царствуют вечное тепло и любовь? Или сегодняшняя ночь положит конец всем ее надеждам?
Свежий ночной ветер с моря заставил ее поежиться, когда она свернула с площади в лабиринт узких улочек, освещаемых фонарями, висевшими на стенах зданий.
Только не нервничать, твердила себе Мишель, пытаясь унять трепещущее сердце. Сегодня ночью все должно окончательно решиться. Пора им наконец вместе разобраться в том хаосе эмоций, в котором они погрязли. Себя она винила в этом не меньше, чем Филиппа. Это она не сумела довериться ему, рассказать о своих переживаниях и о своей любви к нему.
Особняк тонул в темноте, окна, выходящие на улицу, были плотно зашторены, придавая ему заброшенный вид. Мысль о том, что этот райский уголок, где они с Филиппом были самыми счастливыми любовниками на свете, перейдет в чужие руки, вызвала у Мишель яростный внутренний протест. Она должна помешать этому. У нее получится, если они сумеют открыться друг другу. Иначе зачем она приехала сюда?
К счастью, Джон еще не запер дом на ночь, и тяжелая дверь легко распахнулась под ее нажимом. В холле было абсолютно темно. Она дернула за шнурок настенного светильника и при его свете увидела несколько картонных коробок с книгами, стоявших у подножия лестницы. Значит, Филипп уже пакует личные вещи. Мишель стало страшно. Она знала, что эти книги, которыми он дорожил, из уникальной библиотеки особняка, собранной многими поколениями Бессонов. Надо как-то остановить Филиппа.
Мишель громко позвала его, но в замершем старинном доме ей ответило только эхо. Оставалась робкая надежда, что на ее крик явятся Эми или Джон со своей половины, но
Взлетев по лестнице, Мишель остановилась, чтобы выровнять дыхание и пригладить растрепавшиеся волосы. Тонкая полоска света серебрилась под дверью хозяйской спальни. В этой комнате они делили страсть, предоставив своим телам полную свободу, но при этом скрывали друг от друга вещи куда более важные. Им не хватило открытости и взаимного доверия, чтобы поделиться своими чувствами, надеждами и страхами.
Не позволяя себе даже думать, что предстоящая встреча может закончиться несчастливо для нее и еще не рожденного ребенка, Мишель открыла дверь и вошла. Горела только лампа у кровати, и в комнате царил полумрак. Филипп вытаскивал из шкафов свою одежду и швырял ее в открытый чемодан. Одежда, купленная им для нее, была сложена стопками на кровати. Волнение комом стояло в ее горле.
Не оборачиваясь, Филипп произнес:
— Если ты приехала за своими вещами, то напрасно беспокоилась. Завтра вернется Эми, и я собирался ее попросить упаковать их и отправить тебе. — Филипп медленно обернулся к ней.
В свете лампы его лицо показалось Мишель незнакомым и пугающим. Взгляд его запавших глаз был суров и непреклонен. Белая рубашка, заправленная в светло-серые брюки, подчеркивала темный загар его лица.
Мишель судорожно сглотнула и, желая развеять тягостную атмосферу в комнате, весело сказала:
— А как ты догадался, что это я? Может, кто-то другой к тебе забрался, например воришка!
— Догадался, — равнодушно ответил Филипп. — Слово «воришка» тебе подходит. Ты кое-что украла у меня, но вряд ли ты явилась вернуть мне это.
Как всегда, говорит загадками. Никак не уследишь за ходом его мысли, подумала Мишель. Она уехала отсюда с тем же маленьким чемоданчиком, с которым приехала в усадьбу выручать брата! Правда, теперь не время выяснять, что он имел в виду, когда добавил к перечню обвинений еще и воровство.
Поджав губы, Филипп бросил на нее пронзительный взгляд, захлопнул крышку чемодана, придавил ее ногой, наклонился, чтобы застегнуть молнию, и снова выпрямился.
Уезжает, растерянно подумала Мишель, пока он, подхватив тяжелый чемодан, шел к двери, у которой она стояла. По всему было видно, что он считает ее отрезанным ломтем. Сердце ее взбунтовалось. Не может на этом все кончиться… Она не позволит!
— Нам надо поговорить.
В голосе Мишель слышался надрыв, но при этом она твердо упиралась ногами в пол. Если он вздумает пройти через эту дверь, ему придется перенести ее на другое место. Инстинкт подсказывал ей, что меньше всего ему сейчас хотелось бы дотрагиваться до нее.
— Зачем?
Вопрос был задан равнодушным тоном, но Филипп остановился, сохраняя между ними дистанцию. Серые глаза смотрели холодно.
Надо начать с самого главного, мелькнуло в ее голове, и, забыв о своем помятом дорожном костюме, о растрепавшихся волосах, она заговорила спокойно: