Запомни, ты моя
Шрифт:
— Я предупреждал.
Я тут же оборачиваюсь и шумно выдыхаю воздух. Не могу понять, почему каждая встреча как серпом по груди, до острой боли. И особенно сильна она, когда мы смотрим друг другу в глаза. Но сидящий в углу на скамейке Никита опускает взгляд на живот, за который я все еще держусь.
Знает, твою мать. Он все знает.
Глава 20. Алена
— Ничего сказать не хочешь? — спрашивает глухо, а у меня голос пропадает. И если секунду назад я волновалась о несправедливом обвинении Роберто, то теперь любая
— Ничего не хочешь мне сказать? — цедит Никита сквозь зубы, а у меня слезы наворачиваются. Не хочу. Ничего говорить не хочу.
— Нет.
— Ты беременна… — не вопрос, а утверждение, и я хватаю ртом воздух. Ладно, ладно, спокойно. Когда-то он должен был узнать. Так что… Вырываю руку и отхожу, смотря ему в глаза.
— Не переживай, это не твой ребенок, — главное, не покраснеть. Не расплакаться. Не умолять его развестись. Не показать своей лжи.
— Какой срок? Мы не предохранялись… — смотрит внимательно так, словно поймать на лжи хочет. Но ведь ему не нужна правда. Ему нужна сладкая ложь, чтобы снять с себя ответственность и идти дальше. А мне нужен повод держаться подальше от него.
— Пусть твоя душа и твоя жена будут спокойны. Я точно знаю, что беременна не от тебя, — резко так, обрывисто и, не выдержав сама, в гардероб захожу и беру свою куртку. Но Никита не оставляет меня в покое. Следом к выходу идет.
— А от кого? От этого Роберто?
— Да! — оборачиваюсь и чуть не падаю, насколько Никита оказывается близко. Он обхватывает меня за плечи и тут же отпускает. Ну, конечно. Вдруг кто-то заснимет, как он помогает бывшей шлюшке. — Да! А ты упек в тюрьму отца моего будущего ребенка.
— Брехня! — шипит Никита. — Он недавно приехал, а ты, судя по пузу, беременна несколько месяцев.
— Так если ты умный такой, зачем тупые вопросы задаешь?
— Потому что правду знать хочу. Потому что от этого зависит…
— Что? — перебиваю и еще ближе подхожу, почти губ дыханием касаюсь. — Что от этого зависит? Будешь ли ты со мной? Я отвечу за тебя. Не будешь. Потому что с некоторых пор этого не хочу я.
Хочу уже уйти. Бежать подальше, но Никита хватает меня как раз в тот момент, когда я хочу дорогу перейти, и садит в машину, пристегивает и садится сам. Как удобно…
— Похищать на улице людей, подбрасывать наркотики, это в твоем стиле. Что дальше, вспорешь мне живот?
— Не передергивай, — садится он удобнее и напряженно смотрит на дорогу, когда мы вливаемся в поток машин. А мне вот даже интересно, что будет, если я смалодушничаю. Если правду скажу. Но как же страшно, что он не поверит. Как же страшно увидеть в его глазах презрение. — Я защищаю свое. И не надо мне про жену! Помнится, кто-то пел соловьем, что любит меня…
— Помнится, кто-то пел соловьем, что оставит меня в покое….
— А ты хочешь этого? Действительно хочешь, чтобы я исчез, и никогда больше меня не видеть…
— Да! Никита! Да!
— Скоро ты станешь моей женой…
— Не поняла, — глотаю крик и напрягаюсь всем телом.
— Я разведусь…
— Серьезно? Ты серьезно снова об этом говоришь? Снова?! А то, что я беременна от другого? Ты и это примешь? Будешь на родах? Назовешь его своим! — повышаю я голос… — Тебе не кажется, что прежде, чем заявлять такое, нужно разобраться в себе.
— А ты, я смотрю, в себе разобралась и уже все за нас решила? — рявкает он и по рулю бьет! — Скажи спасибо, что я эгоист и хочу дать тебе возможность передумать. Спасти нас.
— Никита! — хохочу как безумная. — Нас нет! Нас и не было никогда. Была фантазия извращенца, а потом была твоя свадьба, а теперь есть ребенок. Не твой ребенок!
— Узнаем, — говорит он и вдруг тормозит, а я сквозь уличное освещение замечаю вывеску на здании.
— Ты что удумал?
— Сначала узнаем, не врешь ли ты мне. Потому что по срокам этот ребенок так же может быть и моим.
Я теряю дар речи и начинаю натуральным образом паниковать. Я ведь была уверена, что он поверит мне на слово. И никаких тестов требовать не будет.
— Никита. Если только об этом тесте узнает твоя жена, я, конечно, не боюсь ее, но…
— Она ничего не сделает, — открывает он мне дверь, а я сижу и качаю головой. — Мы разведемся, и, если ребенок мой, то ты станешь моей женой.
И почему такое положение вещей не вызывает во мне ни малейшей радости. Может быть, потому что мне становится жалко Надю? А может быть, потому что я не хочу быть женой политика и быть на виду? А может быть, потому что Никита сказал это пресловутое «если». Если ребенок его, то я буду ему нужна. А если не его? Что будет тогда?
— А если нет? — сдавлено спрашиваю и вижу, как его ломает. Потому что он не знает. Он, черт возьми, не знает, что тогда будет. Потому что одно дело свой ребенок, а другое нагулянный во время работы проститутки.
— Сначала узнаем.
— И как ты предполагаешь сделать тест? Нужна же кровь ребенка, а я на это никогда не пойду…
— Кровь матери тоже подойдет.
— Откуда… — выхожу из машины… Я и не знала.
— Когда гуляешь с разного рода женщинами, нужно быть готовым, что одна из них предъявит беременность, — ведет он меня ко входу, пока я спешно думаю, что делать. А хочу ли я, чтобы он знал правду. С какой стати я вообще должна делать этот тест…
Разного рода женщинами. Сказал бы проще…
— А если я не хочу делать тест?! — торможу у входа в клинику, что ослепляет своим богатым убранство, но Никита крепко держит мой локоть и внимательно смотрит в глаза. И я прямо ощущаю энергетику его размышлений. У него больше нет точек давления. Нет же?
— Судя по всему, Вика стала тебе очень близка… — сволочь. — Будет неприятно, если она не сможет больше найти работу в любимой сфере.
— Никита… Ты просто ничтожество…
— Мне надо знать правду, — почти толкает он меня внутрь и ведет мимо стойки администратора к кабинету главного врача. Ему похоже все двери открыты. — Роман Алексеевич, добрый вечер.