Заповедник для академиков
Шрифт:
Альбина говорила так тихо и почти робко, словно просила прощения за столь решительные мысли. Но за этой робостью Андрей видел лишь непреклонную решимость человека, которому себя уже не жалко.
— Может быть, мне повезло, — сказала она. — И ты был прав…
Она тоже выпила коньяка, не морщась, как воду, равнодушно. Андрей понял, что за пределами своей миссии, своей мании Альбина пуста, почти пуста и равнодушна… И это подтвердилось буквально через несколько минут.
— Простите, госпожа, —
В дверь постучали. Вошел морской офицер.
— Фрейлейн Альбина, — сказал он, — простите, что я прерываю вашу беседу. Но вас просят к телефону — в кабинете.
Альбина кинула взгляд на часы.
— Подожди меня, — сказала она.
Пока Альбины не было — она отсутствовала минут десять, — Андрей управился с ростбифом и картошкой. Ему любопытно было бы поглядеть, как живет его солагерница, но он понимал, что находится под наблюдением, и потому предпочел остаться на диване и выпить еще рюмку коньяка. Теперь ему было приятно, сытно и даже клонило ко сну.
Альбина вошла в комнату, улыбнулась с порога улыбкой старшей сестры.
— Андрюша, — сказала она, — к сожалению, мне придется сегодня с тобой расстаться. Мне надо ехать.
— Опять допросы? — спросил Андрей. — Меня уже оставили в покое. Видно, от каменщика ничего больше не добьешься.
— Какие допросы? — удивилась Альбина. Потом сообразила и грустно улыбнулась. — Нет, у меня свидание, — сказала она.
— Надеюсь, деловое? — спросил, подмигнув, Андрей.
— Не знаю, — сказала Альбина, пожав плечами. — Сомневаюсь…
А так как Андрей смотрел на нее с невысказанным вопросом, она сказала:
— Мы еще увидимся, Андрюша. А пока — прости, мне надо переодеться. Машина ждет внизу, ты ее знаешь. Тебя отвезут домой.
Расставание было слишком холодным и не соответствовало встрече, словно Андрей в чем-то провинился перед Альбиной.
Она протянула ему руку, и даже в пожатии была отстраненность — Альбина думала совсем о другом, Андрей для нее почти перестал существовать. Хотя она и проводила его до лестницы, и стояла, пока он не обернулся от входной двери, и помахала ему — китайский шелк ее костюма соскользнул, обнажив тонкую изящную руку.
Машина ждала у подъезда, и человек в серой шляпе уже заранее открыл дверцу.
Настроение у Андрея было паршивым — все это было театром, призванным продемонстрировать его ничтожество.
Когда машина, увозившая Андрея, отъехала от особняка Альбины, адмирал Канарис, который ввиду важности задания сам находился в пункте прослушивания телефонной связи, сказал своему адъютанту:
— А мне жалко этого парня. Он мне нравится.
— Вы имеете в виду русского пленного? — спросил адъютант.
— Он тоже думает, что он пленный, — сказал Канарис, подивившись
— Старый «Мерседес», — сказал сотрудник, сидевший за столом в наушниках: к нему стекались сведения от наружного наблюдения, — тот самый, на котором он в тридцать третьем ездил на поклон к Гинденбургу.
— Вы кончали исторический факультет? — спросил Канарис у сотрудника.
— Нет, у меня хорошая память, шеф… машина на подходе.
— Отлично, — сказал Канарис.
На следующий день адмирал Канарис катался верхом с Шелленбергом в Трептов-парке, вдали от подслушивающих ушей Мюллера.
— Фюрер глубоко увлекся русской, — сказал Канарис очевидную истину. Об этом Шелленберг знал и без него.
— Как мы ошиблись при дележе добычи, — сказал молодой собеседник. — Нам достался самый обыкновенный каменщик, а вам не только подруга русского сатрапа, но и новая возлюбленная фюрера. Но существует опасность, на нее мне указывали…
Шелленберг не назвал имени, но Канарис уже догадался, что имеется в виду ревнивый Гиммлер.
— Какая же опасность, мой друг?
— Она русская, славянка. Когда мимолетное увлечение пройдет, она плохо кончит.
— Найдите возможность передать вашему другу, — сказал Канарис, разглядывая легкие кучевые облака, барашками плывущие по теплому небу, — что фюрер полагает фрейлейн Альбину реинкарнацией Гели Раубал, мистическим возрождением его погибшей невесты. Альбина была представлена генералу Гаусгоферу и другим близким к фюреру магам…
— Не может быть!
— Разведка Мюллера опять прошляпила. Ну что от него ожидать…
— И что же?
— Вы хотите бесплатной информации?
— Я буду вашим должником.
— Отлично, бутылка хорошего французского коньяка вас не разорит?
— Так что же сказали маги?
— Они согласились с фюрером. Они полагают, что в появлении ее рядом с фюрером, в чудесном спасении от пламени космической бомбы есть перст судьбы, что именно под влиянием лучей смерти могло произойти такое чудо.
— Если мы будем переносить в область мистики русские бомбы, мы недалеко пойдем.
— Не беспокойтесь. При всем том фюрер стоит обеими ногами на земле и принимает все меры, чтобы противопоставить все, что можно, новой русской угрозе…
Некоторое время они ехали молча. Потом Шелленберг спросил:
— А как она себя ведет?
— Она — безукоризненно.
Канарис не стал рассказывать молодому коллеге об идефикс Альбины — мести Алмазову. Этот фактор может оказаться важным, и тогда лучше, чтобы он остался лишь в памяти адмирала.