Заповедник для академиков
Шрифт:
Но, к счастью, скорость теплохода была невелика, банка полога и достаточно далека от поверхности, и теплоход влез на нее, накренился и замер, не развалившись, не опрокинувшись — лишь потерпев настоящее крушение.
Глинка мог радоваться — своими руками он совершил кораблекрушение. Это мало кому удавалось сделать.
Постепенно стихал скрежет и грохот погибающего корабля. И чем тише становились стоны «Симонова», тем громче были крики разбуженных и смертельно перепуганных людей.
Господи, он никогда не предполагал, что несколько сотен человек могут одновременно и так
— Ну останови их! — крикнул Глинка.
Татьяна сама замерла, слушая крик.
И сказала невпопад:
— Как на «Титанике».
— Только мы не потонем, — возразил Глинка.
— Это мы с тобой знаем, а они думают, что утонем.
— Включай внутреннюю связь, — сказал Глинка. — Мне надо поговорить с народом.
Андрей проснулся от скрежета, но не настолько испугался, чтобы вскочить. Он лежал и старался сообразить, что же происходит. Ведь такой грохот и скрежет означает столкновение, удар о берег, но не смерть в морской пучине… Впрочем, он не формировал для себя спросонья эти страхи — он просто лежал и ждал, что же будет дальше.
Корабль дергался, прорывался вперед, словно автомобиль, который застрял на плохой дороге и старается выбраться на сухое место, но неожиданно, видно, попав в глубокую промоину, автомобиль принялся крениться, словно вот-вот опрокинется.
Только тут Андрей испугался.
Он вскочил с койки — было темно, лампочка на столике погасла. В темноте он шарил руками, разыскивая одежду — брюки нашлись, но ботинки заехали глубоко под койку…
Корабль вздохнул, рванулся еще раз и замер, косо лежа на дне моря.
Крики снаружи были ужасны — это были крики тонущего корабля, и они многократно усилились, когда корабль-теплоход замер и замолкли его машины.
Крики неслись отовсюду — они прорывались сквозь ярусы и переборки, врывались в каюту из коридора и перемежались с топотом ног и тупыми ударами непонятного свойства.
Наконец ботинки нашлись — а где куртка? Черт побери, он натянул ботинки без носков! А как теперь найдешь носки? Хорошо еще, что ботинки теплые, зимние. А где куртка? Без куртки снаружи делать нечего — Андрей уже не сомневался, что придется выбираться наружу.
Ему однажды в жизни пришлось оказаться на тонущем корабле. Тогда было теплое южное утро, теплоход тонул на Черном море, и светило солнце.
Постепенно ужас вползал в мозг Андрея все глубже.
Может, виной тому были темнота и неизвестность, может — вопли, может — непослушная одежда…
И тут как спасение, как глас Божий, дающий возможность прийти в себя и сориентироваться во времени и пространстве, возник звук. Звук был голосом.
Голос звучал по внутренней связи, по той самой обычной, житейской внутренней связи, которая просыпалась порой, чтобы объявить близкую стоянку в Копенгагене, задержку с обедом или общее собрание писателей в салоне на третьей палубе.
— Вниманию пассажиров, — звучал знакомый голос, вернее всего, Андрей слышал его раньше на этом же теплоходе. — Вниманию пассажиров и членов экипажа. Наш теплоход потерпел аварию и сел на мель. Расстояние до берега несколько сотен метров, жизни и имуществу ничего не угрожает. Однако капитан настойчиво
Голос оборвался, словно диктор размышлял, все сказано или нет.
Пока он говорил, на теплоходе царила тишина.
Но стоило ему замолчать, как крики и шум возобновились, правда, они изменились, потому что это были уже не крики ужаса, а деловитые, хоть и перепуганные голоса людей, бегущих от смертельной опасности. Но по крайней мере они знали, куда им бежать.
Андрей понимал, как понимали и все остальные пассажиры, что голос его успокаивал.
Такова должность радиоголосов — успокаивать. И чем больше опасность, тем спокойнее и даже веселее должен быть текст по внутренней сети. Мы тонем? Ничего подобного, мы споткнулись о камешек. Нам угрожает опасность? Ни в коем случае! Нам прыгать за борт? Нет, мы совершим легкую прогулку на шлюпках — только оставьте свои пожитки на борту, они помешают вам любоваться окрестными видами!
Из сказанного Андрей извлек для себя такую информацию: «Симонов» сел на камни, которые именуются мелью. Возможно, он тонет, а возможно, еще некоторое время пробудет на плаву. К счастью, берег недалеко, но в море шторм, и вряд ли многие доберутся до берега живыми. Может, он преувеличивал опасность, но лучше преувеличить ее, чем спокойно ожидать смерти.
Андрей поднялся с койки — пол был наклонным, в сторону иллюминатора.
Андрей сделал два шага, чтобы выглянуть наружу.
Если уже светало, то это было почти незаметно. Или иллюзию рассвета рождали проплывающие совсем близко клочья тумана. Когда они расходились на секунду, была видна черная беспокойная вода — короткие волны, с размаху бьющие о борт.
И вот эти злые короткие волны испугали Андрея больше всего, так как он понял, что ему придется прыгать туда, вниз, к ним, и оказаться в их милости.
Что надо взять с собой?
Андрей начал спешить, и его подталкивало к этому происходящее с «Симоновым». Теплоход вздрагивал, дергался, замирал и снова старался вырваться, но не настойчиво, как раньше, а вялыми движениями смертельно раненного животного.
«Черт с ними, с вещами. Слава богу, нашлась куртка. По крайней мере не замерзну на палубе».
Он пошел к двери и чуть не сломал ногу — оказывается, в проход между койками свалились какие-то вещи; пришлось карабкаться через них, пробиваться к двери, к тому же и дверь удалось открыть не сразу — ее придавило вещами.
Андрею привиделось, что он сейчас откроет дверь и оттуда в каюту хлынет поток воды.
К счастью, ничего подобного не случилось.
В коридоре было сухо. И даже горела под потолком лампочка — неярко, но горела.
Дверь в каюту напротив была приоткрыта. Там в темноте возились, спешили, собирались литовцы, негромко переговариваясь или ссорясь.