Заповедник
Шрифт:
Яловега задумался, осмотрелся кругом. Ретлианцы со зловещими инструментами задумчиво взирали на слишком бодрого, по их мнению, подопытного. Теперь было ясно, что они собирались проводить вскрытие трупа. Но Яловега после сканирования остался жив и даже сравнительно здоров. К рукам и ногам возвращалась чувствительность. Потянувшись, Кирилл Янушевич опустил руки, сдвинул ноги и из надоевшего положения «звездой» встал ровно, только слегка покачивался.
– Так что скажешь? – продолжил допрос Новицкий. – Команданте требует у меня ответа, а я даже не знаю, что сказать… Очень печально…
– Так
– Не я спрашиваю, это интересует команданте.
– А почему я должен того… умереть?
– Контрольные механизмы сознания и всевозможные блокировки отключаются. Вспоминаешь, как матери нахамил, как девушек обманывал, у товарищей воровал… Ну и что похуже, если было. Во всех подробностях. И все разом. И от угрызений совести такая тоска берет, что понимаешь – жить дальше незачем. Совесть заедает, – пояснил Новицкий. – А по результатам исследований, которые команданте прямо на процессор под шишкой передают, за тобой столько всего значится, что ты не только умереть – прахом рассыпаться должен.
– А-а-а, совесть, – протянул Яловега, без всякого удивления восприняв новость о том, что голова Рикраарте снабжена каким-то процессором. – Как бы тебе сказать… Мне это чувство, когда совесть грызет, совсем незнакомо… Я по молодости лет всегда успешно боролся с совестью. А потом она меня сама в покое оставила.
– Короче, ты – бессовестный, – нахмурился Новицкий. – Я сейчас команданте эту информацию передам…
Он опять замигал шишкой, команданте что-то ответил.
– Вот ведь гадство какое, – проворчал штурман. – И не придумывается ничего…
Яловега уставился на Новицкого непонимающим взором:
– Чего тебе не придумывается?
– Того. Не верит команданте, что могут жить существа, не имеющие не только нравственных установок, но и ответственности перед своим видом.
Яловега расхохотался:
– Это паучаре этому не верится? Он что, сильно совестливый?
– У нас очень развита преданность виду, – объявил Новицкий.
– Так я ведь из твоего вида! Ты же внешне ну совсем как человек. А, Янчик?
– Нет. Ты – чужак, – холодно ответил Новицкий. – А спрашивают с меня…
– Да почему им напрямую у меня не спросить? – взвыл Яловега. – Включил бы прибор твой команданте, я бы с ним и потолковал…
Новицкий потупился.
– Понимаешь, не может он с тобой разговаривать. Табу. Ты – сумасшедший. Мы очень осторожно к психам относимся. Появится один псих в ретлианской колонии, и всем плохо станет, потому что искажения пойдут.
– Какие еще искажения? – удивился пленник.
– Мыслительные. Думаешь, почему тебя еще на куски шинковать не начали? Статус твой неясен. А нет статуса – нет личности – нет права ликвидировать. Я говорю, что ты нормальный, просто совести у тебя нет, а команданте не верит. И от меня добивается чего-то вразумительного.
Яловега поднял брови:
– То есть сумасшедшие у них неприкосновенны?
– Вроде того, – кивнул Новицкий. – Убивать психов нельзя. Еще с древних времен так пошло. Хотя стараются держаться от них подальше.
– И меня
– Ну да, – все больше раздражаясь, буркнул бывший штурман.
Кирилл Янушевич дико расхохотался.
– Отойди от меня, сволочь, – приказал он Новицкому. – Мразь ты ползучая. Я – вице-король Вест-Индии. На колени! Так можешь и передать своему командиру!
– Ты чего, серьезно, что ли? – тупо глядя в глаза механику, спросил прислужник ретлианцев.
Яловега не удостоил его ответом. Подняв глаза к небу, он заорал противным голосом:
Мы – суровые мужчины.Плачем часто без причины,Потому что женщин сталоСимпатичных очень мало.Чаще – их кошмарней нет,И у них на попе – жало.Снова дама на обедПроглот и т свиное салоИли красный винегрет…Новицкий всерьез перепугался.
– Эй, ты чего, Яловега? – испуганно спросил он.
– Ничего. Сплин одолел. Не продырявь мне башку взглядом внимательных гла-а-а-аз, – пропел механик.
– Ты того… Не прикидывайся тут! – рассердился Новицкий и добавил с дрожью в голосе: – Ты ведь прикидываешься?
Яловега вновь расхохотался.
– И у них на попе жало-о-о-о…
Новицкий хотел сказать что-то еще, но команданте Рикраарте замигал шишкой на голове с удвоенной энергией, и штурман послушно отступил за спины ретлианцев.
– Приказано тебя не раздражать, – сообщил он Яловеге. – Повезло тебе.
Настроение у пленника, недавно прошедшего сканирование мозга, поднялось до такой степени, что он готов был пуститься в пляс. Поразмыслив немного, он решил, что это не помешает, и выполнил несколько нехитрых танцевальных па. После чего ретлианцы аккуратно взяли Яловегу под руки и повлекли к выходу из лаборатории. У выхода Яловега наткнулся на ссутулившегося, мрачного Хагната, которого охраняли три ретлианца.
– Не боись, мохнатый! – по-аурелиански прокричал Яловега. – Ты ведь, наверное, почти святой? Плюшки у бабули не воровал? На баб смотрел только издали? Тогда все тебе с рук сойдет! Противоположности сходятся! Под этим прибором что святой, что нормальный человек претерпевает одинаковые превращения! Остальным – смерть!
– Я не святой, – мрачно ответил Хагнат. – Передай име Галут, что я встретил смерть достойно!
– Это мы еще посмотрим, как ты ее встретишь, – захохотал Яловега. – Впрочем, нет, я не посмотрю – меня отсюда утаскивают. Прощай, шерстистый!
– Прощай, бесхвостый, – процедил Хагнат сквозь зубы…
Земляне и има Галут уже проснулись и умылись, когда дверь в камеру открылась и ретлианцы ввели широко ухмыляющегося Яловегу. Его оставили посреди комнаты и удалились.
Аурелианка вскрикнула, увидев, что Яловега вернулся один. Земляне воззрились на Кирилла Янушевича с подозрением – не стал ли он таким же, как Новицкий?