Шрифт:
Запой
Анна снова была в запое. Уже несколько дней она не просыхала. Не просыхала не только в переносном смысле, а и в прямом. Лежала в мокрой постели прямо в пальто и сапогах. Уже не могла обуваться и одеваться, у неё на это не хватало сил. Тем более вставать в туалет. Она мочилась под себя.
Сейчас Анна лежала с открытыми глазами, проснулась. Мучилась от головной боли. Казалось, башка сейчас лопнет, как трёхлитровая банка, в которой были ещё остатки крепчайшего самогона. Вспомнила, что допила последнее и у неё больше нечего выпить. Но если она не выпьет,
Раздался какой-то хруст. Анна повела глазами в сторону. У кровати стоял Игорёк, её четырёхлетний сынишка. Он не разговаривал. Слышать всё слышал, но говорить не умел. Она спросила:
– Что ты грызёшь?
Он показал ей замусоленный сухарик. Дома никакой еды не было. Мальчик уже съел всю скудную пищу, что оставалась в холодильнике, и несколько дней практически голодал. Но Анне было не до него.
Она уже настроила себя и рывком села на кровати. Голова мотнулась как неживая и всё пошло кругом. Почему-то ей показалось, что по комнате летает её чёрная комбинация и всё норовит приблизиться к кровати. Посмотрела на себя. Комбинация была на ней, под пальто кроме комбинации ничего и не было.
– Белка начинается, если я сейчас не выпью – конец!
В глазах стоящего у кровати малыша, постепенно потух огонёк появившейся надежды.
Анна встала с трудом, отодвинула в сторону Игорька и пошла на плохо двигающихся ногах к двери. По пути захватила пакет с сахаром с полки на стеллаже в коридоре. И пихнула его за пазуху. Пальто было мокрым настолько, что она, прислонившись к стене, оставила на ней влажное пятно. Вышла на площадку. Подняться нужно было на этаж выше. Тяжело передвигая ноги, дошла до Леркиной квартиры, позвонила. Соседка долго рассматривала её в глазок. Анна еле слышным голосом говорила:
– Да открывай быстрее, я же упаду сейчас…
Самогонщица открыла. Брезгливо отступила в сторону, с отвращением придержала Аньку рукой, чтобы та не прошла дальше в квартиру.
– Нету у меня ничего. И в долг я не даю.
Но Анна знала, если впустила, значит есть. И стала клянчить.
– Ну дай хоть четушку, я вот сахар принесла, тут килограмм…
– Килограмм, говоришь…,– Лерка прикинула пакет с сахаром на ладони. – Нету тут килограмма, грамм восемьсот.
– Не губи, Лера, знаешь же, я тебе отработаю.
– Отработаешь! У меня несколько плиток в ванной откололось, заменишь, как очухаешься. Да смотри, ко мне первой придёшь!
Анна радостно закивала головой. Душа залилась пьяной благодарностью:
– Не отказала, спасительница ты моя,– с настоящей слезой в голосе, вымолвила женщина.
– Стой здесь. Не проходи дальше, да ни к чему не прислоняйся! Я сейчас тебе чекушку принесу. Себе оставляла,– она забрала сахар и пошла на кухню.
– Стопку захвати, я тут
– Выпью, выпью, ресторан тут устроили,– вынося бутылку и стопку, ворчала Лерка.– Дай сама налью, не сможешь, – видя, как у Анны трясутся руки, сказала самогонщица.
Налила стопку, та смаху её выпила, зажевала огурцом, сунула бутылку в карман и повернулась к двери. В другой карман Лерка ей запихала пакет, сказала:
– Пацану дашь, да сама не сожри.
Можно было и не предупреждать. Анька, когда пила, ничего не ела. Жила на одной водке. Ей и не хотелось есть, тянуло только выпить. Такая тяга была непреодолимая, что бывало ползком по ступенькам добиралась до Леркиной квартиры. Сидя возле двери кулаком стучала и получала свою заветную бутылочку. Дверь приоткрывалась, ей совали в руки самогон и шипели:
– В долг запишу, уползай отсюда, не дай Бог кто увидит.
Сегодня Анька ещё стояла на ногах. Хоть плохо, но стояла. Лерка её выпроводила, долго смотрела в глазок, как та, держась за стену, шла к лестнице, а потом, вцепившись в перила, спускалась вниз.
Анна зашла домой. От выпитой стопки легче не стало. Надо было добавить. Она взяла стакан на столе, села на пол возле кастрюли с квашеной капустой. Выпила, зачерпнула рукой капусты и закусила. Посмотрела на подошедшего сынишку, рукой показала на карман пальто. Малыш бросился к ней и быстро вытащил из кармана кулёк с едой. Он даже не посмотрел что там, прогрыз зубами дырку в целлофане и стал жадно есть. Мать уже этого не видела, она уснула на полу рядом с кастрюлей и под ней опять растекалась вонючая лужа.
Мальчик поел, попытался сгрызть даже косточки от кусочка мяса, но они были крепкие, он не смог их разжевать. Вспомнил про бездомного Тобика, что жил в подвале дома. Подумал, ведь тот такой же голодный, как и он. Надо ему отдать косточки. Стал стучать ладошкой в дверь. До ручки он достать не мог и открыть дверь сам не умел, хотя она никогда не замыкалась, если мать была в запое.
Анна услышала, что сын стучит в дверь, но подняться не могла. Она только подумала, сейчас кто-нибудь придёт, а у неё недопитая водка в бутылке.
– Расстучался…, отнимут же, – и она вытащила из кармана бутылку с остатками самогона. Допила его из горла, опять зачерпнула капусты и заела. И тут же отключилась снова.
Поднимающийся по лестнице мужчина услышал стук, открыл дверь снаружи. Увидел ребёнка, стоящего с косточками на ладошке, почувствовал запах, идущий из квартиры. И начал звонить соседям по лестничной клетке. Мальчик испугался. Убежал в комнату, спрятался в мокрой материной постели под одеялом. Когда его вытаскивали оттуда, он и сам был весь мокрый.
Через месяц мать выписали из наркологии. Игорёша жил у соседки, она была какой-то родственницей им. Когда Анна пришла домой, он на улице, играл с Тобиком. Соседки сидели на лавочке возле подъезда. Мальчик увидел маму и со всех ног побежал ей навстречу. Она подхватила его на руки, осыпала всё лицо поцелуями, приговаривая:
Конец ознакомительного фрагмента.