Запоздалая оттепель. Кэрны
Шрифт:
А Кузьма молчал.
«Настасья! И много ли теперь тебе денег надо? Все гребла! А купишь ли на них нынче хоть миг из прошлого, когда могла говорить и ходить, есть и радоваться без чьей–то помощи? Все потеряла! А зачем так гребла, за что отравила жизнь семье? Да и самой себе… Теперь вот поняла, что в жизни главное? Но поздно. Ничего не исправить. Никого не повернешь к себе душой. И даже наши дети не хотят тебя видеть. Это ли не наказание?» — думал Кузьма, разглядывая и не узнавая жену. Болезнь изменила, испортила ее. Настасья была похожа на большую восковую фигуру. Живыми остались только глаза. Она все слышала, понимала, но не могла ответить.
—
Он смотрел в глаза женщины, с которой прожил много лет. Он любил ее. Ловил каждое теплое слово, мимолетную улыбку. Смех считал наградой. Как изменились теперь эти глаза! Они потускнели. В них не стало тепла. Словно смотрела она на мир через холодное толстое стекло, глухое бездушное.
— Настя, ты не печалься. Все наладится… — Глянул в глаза и увидел, как они раскрылись. Затеплилась надежда. — Ты поправляйся. Мы ждем тебя! — еле выдавил Кузьма слова, в которые сам не верил.
Через десяток минут пожилая медсестра напомнила Егору о предстоящих процедурах. Попросила закончить встречу.
— Не горюй! Поправляйся! Мы еще навестим тебя, — пообещал сын за обоих. И, выложив в тумбочку возле Настиной постели купленные продукты, поцеловал мать в щеку.
Кузьма молча кивнул ей. Следом за сыном вышел из палаты.
Тебя куда подбросить? — спросил Егор, как только Кузьма устроился в машине.
Отец опешил. Но быстро сориентировался:
— К себе домой!
Сын уронил челюсть:
— Но где? Куда? Мы с постояльцев за год вперед деньги взяли! Я же говорил…
— У меня теперь свой дом имеется, понял? Туда отвези. И больше не таскай меня в больницу. К себе не зови. Не ищи дураков! Я все понял. Тебе никто не нужен. Ни мать, ни я. Пыль в глаза пустил перед своими врачишками. А матери брехал, как барбос! Думаешь, не поняла она? Дошло! Только ответить не смогла. Мне тоже тошно от тебя! Чем так навещать, лучше забудь!
— За что? — возмутился Егор.
— Ты слишком торопишься! Не только меня, даже Настасью убрал из дома, комнату ее занял чужими и это сын все мало тебе, гляди потерянную совесть обратно не выкупишь!
— Я ничего не потерял! — Молчи! Ее теряешь и меня не воротишь. Уж не повезло. Но знай, у оглобли два конца. Ударил одним кого–то — вторым по своей башке получишь! И у тебя сын растет. А молодость твоя уже улетучилась. Гляди не перепутай. Чтоб, посеяв пшеницу, горчицу не собрать. Тебя, сам знаешь, поддержать станет некому. А коли Женька в тебя пойдет, какой будет старость? — Вылез из машины и, не пригласив к себе, не простившись, не оглядываясь пошел к дому. Кузьма едва успел вскипятить чай, как в дверь кто–то постучался. Он едва кружку не выронил от удивления, подумал: " Кого там еще черти принесли?» Но вслух сказал: — Войдите!
Кузьма ожидал увидеть кого угодно, но не Якова. Тот ввалился шумно:
— Я уж третий раз к тебе наведываюсь. Где ты был? И в свинарнике искал!
— А с чего тебе приспичило? Что за нужда во мне?
— Ну как же? У сеструхи все стоит. И со мной никакой определенки!
— Нечему у твоей сестры стоять. Отгорела баба! А с тобой уж порешили. Не пойду. Чего буду мотаться, как катях в луже? На своем месте остаюсь. Не хочу в стардом. Рано мне туда!
— Я зову тебя работать к нам. А не доживать свой век! — рассмеялся Яков, поняв шутку.
— Работать? За это платят. У тебя на курево не получу. Ну что делать буду там? Гробы клепать? Калым с
— Вот и не знаешь ни черта! У меня почти все родню имеют. Это поначалу одиночки жили. Теперь из семей к нам поуходили. Глянули и запросились.
— Видно, такие старики…
— Не скажи! Всякие бывают случаи. Недавно одну бабульку взяли. В семье сына жила. С невесткой, с внуками. Пока ее старик был жив, всех в руках держал. А как умер, бабку заклевали. Каждым куском. До чего дошло, на кухне спала, прямо на полу, рядом с собакой. В комнате на койке места не нашлось. Но и там помехой стала. Бабка в голос взвыла. Услышала о нас, пешком пришла. На колени встала, умоляя, чтоб взяли. Послушали старую. Позвонил сыну. Тот и говорит, мол, а что надо ей? В тепле, под крышей! Не нравится, пусть к вам уходит. Жалуется, что обижаем? А у вас ее на руках носить будут? В каждой семье случаются неприятности. За то, что сор из дома вынесла, вовсе на порог не пущу. Пусть средь чужих помучается. Авось поумнеет на старости. Мы нормально живем. Ее не обижали. И насильно держать не станем. Пусть у вас остается ржавая лоханка! И оставили бабулю. Помогли оформить документы. И теперь она не нарадуется. Улыбаться научилась. А как вяжет! Залюбуешься!
— Подрабатывает? — прищурился Кузьма.
— Ей это ни к чему. Сыта, на всем готовом живет. Просто бездельничать не умеет. У нас посильно трудятся! Нет лежебок и лодырей. Даже участок и свой сад имеем. Обрабатываем. Мои старики только на первых порах квелые, задолбанные родней. Но через пару месяцев — глянуть любо! У меня некоторые даже поженились, — хвалился Яков взахлеб.
— Да ты что? Старухи замуж выходили? — округлились глаза Кузьмы.
— Что здесь плохого?
— Лихие старики, коль все еще джигиты! — рассмеялся Кузьма.
— Чудак! Их не беспокоит физиология. Душевное тепло ценят больше других. У нас за все время только один хулиган попался. Деду уж под восемьдесят, а он всех старух перещупать решил. Озорник! Он до стардома семь баб сменил. Официальных. А уж незаконным счету не было.
— Думал, что стардом — курятник? — рассмеялся Кузьма.
— Вроде того! Ну, получал по шее. Старухи у нас щепетильные, большинство строгих правил придерживаются. Но ему угомона не было. Ночью к бабкам через окно залез, в дверь не пустили. Как налетели они на него вчетвером. Отдубасили. Враз прыть погасла. Ночью в постели обоссался. А утром сбежал от нас насовсем. Видел я его на днях в городе. Хвалился, что бабу себе нашел. Не старуху! Восьмую! И грозился в гости наведаться, если этой жены недостаточно будет. Вот так мужик! Настоящий орел! Как он сказал: «Это у баб возраст помеха! А мужик всегда молодец, покуда есть желание».
— Везет старому! И находятся ж для таких бабы! — позавидовал Кузьма.
— Тебе что сетовать? Вон Шурка всякий день вспоминает. Ждет…
— Когда мебель починю!
— Это лишь повод. Сам понимаешь. Бабы народ тонкий. Обхождение любят. С наскоку редко какая решится на серьезное. Приглядеться хотят. А и какая в том беда? Пусть привыкнет. Заодно и сам присмотришься… Кстати, о зарплате! Нам нужны два столяра. Если один управишься, получать будешь вдвое. И комнату дадим. С удобствами. И питание готовое. Опять же прачечная есть. Своего парикмахера имеем. Из наших. Смотри, сколько льгот и преимуществ! Разве плохо? Я на твоем месте долго думать не стал бы.