Запрещенная планета

Стюарт В. Дж.

Фарман опять схватился за свой пистолет, а Адамс проворчал:

— Что еще такое?

Я успел заметить, что ближайшее к нам окно быстро закрылось металлическими ставнями. Пс-видимому, то же произошло и с другими окнами. Металл, из которого были сделаны ставни, выглядел необычайно: он был тусклым, коричневато-серого цвета.

Я увидел, что Морбиус опять улыбнулся своей высокомерной улыбкой. Тот эффект, который произвела на нас эта демонстрация, казалось, вернул ему его обычную снисходительную манеру поведения.

— Простите, если я напугал вас, джентльмены, — сказал он. — По крайней мере, вы видите,

что я подразумеваю под физическими предосторожностями. Весь фасад дома покрыт теперь броней.

Он снова нажал на выключатель, ставни мгновенно открылись, и дневной свет наполнил комнату.

Адамс взглянул в окно.

— Этот металл, — спросил он, — что он из себя представляет?

Морбиус заколебался. Видимо, он догадался, к чему подводит этот вопрос.

— Это сплав, командор, — медленно сказал он. — Из местных руд. Очень прочный, невероятно крепкий и удивительно легкий.

— Из местных руд? — резко спросил Адамс. — Кто же нашел их? Впрочем, гораздо важнее — кто добыл их?

— Их нашел я. — В голосе Морбиуса послышалось раздражение. — Мы с Робби их ДОБЫЛИ, как вы говорите…

— А кто построил этот дом? Кто выдолбил эту скалу?

— Вся работа в основном сделана Робби, командор. И разрешите сказать вам, что мне…

— Одну минуту. Прежде всего — кто сделал робота?

Это был тот самый вопрос, который сверлил мой мозг с того момента, как к нашему кораблю подкатил из пустыни необыкновенный экипаж. Адамс избрал довольно длинный путь, чтобы выяснить это, но я понимал, зачем это ему понадобилось.

Морбиус долго сидел молча. Ни он, ни Адамс не шелохнулись. Но Фарман беспокойно завозился в своем кресле, вынул сигарету, снял самовоспламеняющийся колпачок и закурил.

Наконец Морбиус холодно произнес:

— Когда вы прервали меня, командор, я хотел оказать, что мне не нравится ваш тон. И ваше отношение ко мне.

— Прошу меня извинить, доктор. — Адамс был весь любезность и предупредительность. — Я только стараюсь выполнить свой долг. Будьте добры расскажите, кто же все таки сконструировал и построил робота?

— Думаю, что ответ вам ясен, командор. Его спроектировал и построил я.

Теперь Морбиус стоял, опираясь руками о стол. Было похоже, что самообладание может покинуть его. Интересно, что бы произошло, если бы это случилось?

Адамс тоже поднялся. Они были почти одного роста.

— Просматривая описок экипажа корабля, — сказал он, — я узнал, что ваша профессия совершенно не связана с техникой. Вы филолог. Вы имеете дело с языком, средствами общения. Устная, письменная или какая там еще речь — вот ваша область. Не так ли?

— Совершенно верно.

— Поэтому вполне законно мое недоумение: где вы могли приобрести такие знания, чтобы сделать все это? Или хотя бы только инструменты?

— Что касается знаний, командор, то вы, видимо, забыли старый трюизм: «Нужда — мать изобретений».

Морбиус густо покраснел, а потом вдруг кровь отлила от его лица. Неестественная бледность особенно контрастировала с черным цветом его бороды.

— Вы хотите сказать, что это касается инструментов? — Впервые в голосе Адамса послышалось раздражение.

— Инструменты? — спросил Морбиус. — Существует только один самый важный инструмент — это РАЗУМ! — Он опять улыбался своей высокомерной улыбкой.

— Для

меня это слишком умно, доктор. Я не понимаю, что вы хотите сказать, — раздражение в голосе Адамса слышалось яснее. — Не лучше ли вам…

Он не смог закончить фразу, потому, что его прервали. Его прервал Фарман, и это совершенно не относилось к разговору между Адамсом и Морбиусом. Фарман издал восклицание, лучше всяких слов выражавшее его удивление. Он вскочил и смотрел куда-то в глубину комнаты.

Я повернул голову и понял, что пристально и недоверчиво разглядываю наше НЕСЧАСТЬЕ…

4

Несчастьем, как это часто бывает, оказалась женщина. Или, может быть, на этот раз мне следовало бы оказать ДЕВУШКА…

Она стояла в дверях, очень свободно чувствуя себя в этом необычайном доме, с интересом разглядывала четверых мужчин. Ей можно было дать лет девятнадцать. Волосы у нее были цвета спелой пшеницы, а глаза — такие же голубые, как и вода в здешних ручьях. Она оказалась не низкой и не высокой, а именно того идеального роста, что так соответствовал прекрасным очертаниям ее тела. Фигура ее, выражаясь по-старинному была очаровательной, каждая прелестная линия или изгиб которой были скрыты и в то же время грациозно подчеркнуты платьем, надетым на ней. Это платье не походило ни на одно из тех, какие я когда-либо видел, но оно так же гармонировало с ней, как и вся эта необычайная меблировка гармонировала с этим необычайным домом. Платье было цельным, и хотя оно лежало на девушке свободно, его линии были линиями того, на ком оно было надето. Нет, не искусной имитацией линий тела, а как-то именно самими его линиями. Мягкий красивый материал имел тот же сильный внутренний блеск, как и все остальные ткани, которые я здесь видел…

Возможно, это продолжалось лишь секунду или две, но, казалось, все мы замерли уже давно, как неподвижное телевизионное изображение, пока Морбиус снова не привел всю сцену в движение. Он хмуро посмотрел на девушку и поспешно направился ей навстречу.

— Алтайра! — сказал он. — Я же просил тебя не мешать нам!..

Несмотря на хмурый вид и строгий тон, Морбиус стал вдруг совершенно другим человеком. В каждой его черте, в каждом звуке и жесте проступили теплота и сердечность. Девушка взяла его за руку. Я заметил на ее мизинце кольцо, отливавшее кроваво-красным светом рубина. Она посмотрела на Морбиуса, и гнев исчез с его лица. И ничего удивительного! Это был взгляд, который мог бы запустить тысячу космических кораблей, не говоря уже о легендарных троянских галерах…

— Но, папа, — сказала она, — я думала, что ты имел в виду только во время завтрака…

Казалось, она не смотрела в нашу сторону, но я чувствовал, что она видит нас.

— Дорогая моя, — начал Морбиус, — ты же отлично знаешь…

— Конечно, знаю, — перебила она, — но я… я просто не могла не прийти сюда. Просто не могла!

Голос ее был необычайным, восхитительно низким.

Морбиус улыбнулся. Такой улыбки мы еще не видели у него.

— Ну что ты, — сказал он, — Я думаю, ты напрасно беспокоишься…