Запрещенная реальность. Том 1
Шрифт:
То ли сказался резкий выход из состояния «экстра», то ли по другой причине, но чувствовал себя Матвей неважно. Во всяком случае, войти в стресс второй раз ему не удалось.
Вадим Борисович Чураго ждал его, сидя в кресле возле массажного лежака, завернутый в простыню, распаренный, с выражением блаженства на красном лице. Кроме низкого лежака, здесь стояла двухспальная кровать без постельного белья, а рядом с кроватью — хорошо сложенная девица лет двадцати и передвижной столик с напитками и фруктами.
Телохранителей было двое: один у двери в позе Харона, ожидающего пассажиров,
— Кто вы? — осведомился прокурор приятным голосом, тоже не хилый, с приличной мускулатурой, почти без жировых прослоек.
Матвей подал удостоверение охраннику у двери, тот передал его Шерифу. Хотя, возможно, никто из телохранителей не знал его под этой кличкой.
— Чем обязан?
— Я хотел бы поговорить с глазу на глаз, — буркнул Матвей. — «Светиться» с информацией мне ни к чему.
— Вот уж позвольте не согласиться. Вы сами напросились на встречу, не я, так что принимайте мои условия. В этой комнате лишних нет.
— Самодовольный дебил, — угрюмо усмехнулся Матвей. — Тебе жить осталось, может, до вечера, а ты куражишься. Как говорит Иоанн в Откровении: «Ты носишь имя, будто жив, но ты мертв» [62] .
На лицо Чураго набежала тень.
62
Откровение апостола Иоанна, 3,1.
— Выбросьте его на съедение псам, — сказал он пренебрежительно.
Телохранитель у двери шагнул было к Матвею, но тому наконец удалось сломить инерцию воли и включиться в суперрежим.
Он был прав: серьезное сопротивление оказал лишь второй телохранитель, худощавый, подвижный и верткий, прекрасно знавший кунгфу и тайский бокс. Первого Матвей вырубил прямым выпадом в солнечное сплетение, затем успокоил готовую завизжать девицу. Но схватку с кунгфуистом закончил лишь спустя минуту: никак не удавалось нанести нокаутирующий удар, противник ускользал, стоически держал непрямые удары и наносил ответные, достав пару раз Матвея на уклонении. В конце концов Матвей разозлился на себя, рассчитал дыхание, успокоился и поймал охранника на атаке, нанеся ему точный удар ладонью в гортань, по точке рэн-сэн. Парень свалился без звука, удар вызвал рефлекторную остановку сердца, и Матвею пришлось несколько секунд массировать ему грудь. Убивать мастера только за то, что он профессионал, не хотелось.
К чести Чураго, он не закричал, не полез под кровать и не стал звать на помощь, просто сидел и смотрел на бой. Желтые глаза его светились, как у кошки.
— Я тебя вычислил, — сказал он слегка севшим голосом, не пытаясь бодриться. — Ты тот самый ганфайтер. Соболев, кажется?
— Он самый, — коротко ответил Матвей. Прислушался к звукам вокруг, прикинул резерв времени: две-три минуты, и надо убираться отсюда. — Такое впечатление, что обо мне знают все спецслужбы, — продолжал он, останавливаясь у кресла и глядя сверху вниз на Вадима Борисовича. — А ведь я агент степени «четыре нуля», высшей степени секретности,
— На Ивакине.
— Так я и думал.
— Я в этом не участвовал.
— Не все ли равно? Кстати, все тело Ивакина было в царапинах и порезах…
— К нему применили… В общем, в него пальнули из «болевика»…
— Так! — Матвей присел на лежак, глядя перед собой. — Значит, это правда… «болевик»… излучатель боли то есть… Я думал, слухи о его разработке — туфта.
— Испытан и успешно применяется.
Матвей кивнул. «Болевиком» называли генератор биополя, вызывающего шумовые наводки в нервных узлах. Говорили, что человек от боли теряет над собой контроль и может даже сам вырвать себе сердце. Верилось в это с трудом, но смерть Ивакина подтверждала слухи. Он убил себя сам, чтобы не страдать и не проговориться.
На лице Матвея, видимо, отразились все его чувства, потому что генеральный прокурор перестал снисходительно улыбаться и побледнел.
— Все равно тебе не уйти отсюда, — быстро сказал он.
— То же самое говорил и Банкир, — с мрачной улыбкой произнес Матвей. — Но ведь он потом умер?
Чураго побледнел еще больше.
— Чего вы хотите? Я и так сказал вам все, даже больше…
— Не все. Где девушка?
— Кто? — изумился Вадим Борисович.
— Мою девушку забрали люди Купола. Банкир сказал, что причастны к этому делу вы или Георгий Георгиевич.
— Вот сволочь! Я ничего не знаю! Я даже не слышал, есть ли у вас девушка. Но, скорее всего, Геращ… Банкир прав — это дело рук босса. Уж очень он на тебя… на вас осерчал. Больше, чем на все «Чистилище». Кстати, неужели ты… вы думаете, что, убрав меня, Банкира и других боссов клана, вы уничтожите Купол?
— Я — нет, не думаю. Но позабочусь о вас, а кто-то из «чистильщиков» позаботится о преемниках. Систему можно сломать другой системой.
— Которая тут же возьмет на себя функции первой, разве что видоизменив их. Неужели вы так наивны, молодой человек, что…
— Мне некогда спорить, — перебил Вадима Борисовича Матвей. — Я не собираюсь никого убеждать и твердо знаю, что такие, как вы, в этом мире жить не должны. Ваше место в аду! Где ваш Георгий Георгиевич может держать девушку?
Генеральный прокурор вытер краем простыни пот с лица.
— Скорее всего, на даче, она у него оборудована не хуже, чем Лубянка… — Чураго понял, что проговорился, и поднял округлившиеся, полные ужаса глаза на Матвея. Тот присвистнул.
— Вот оно что! Значит, босс Купола все-таки Ельшин?!
— Н-нет… н-не знаю… Георгий Георгиевич, он… — Во взгляде Чураго вспыхнула ненависть. — Все равно тебе не уйти, ганфайтер. Будь ты хоть трижды профессионал, всегда найдется дюжина таких, с которыми тебе не справиться. Я уже не говорю о системе. Сопляк! Возомнил невесть что, борец за справедливость…
Тыльной стороной ладони Матвей дал затрясшемуся прокурору пощечину, и тот смолк, тяжело дыша. Потом медленно произнес:
— К тому же у нас есть один… помощник. И вот от него тебе не скрыться ни на земле, ни под землей, ни в космосе. Это уж точно.